Тихий герой

Я бессильно упал на землю рядом с большой холодной лужей и немедленно начал лакать мутную воду. Жажда была чудовищной: так, говорят, умирают больные холерой — от быстрого фатального обезвоживания, а не интоксикации. Утихшие было бесплодные судороги возобновились с новой силой. Очень скоро водопой пришлось повторить. Бесконечно так продолжаться не может: кроме жидкости, нужны ещё и соли.

Я начал лениво обдумывать, не обернуться ли обратно, однако новая напасть заставила забыть о мелких неурядицах. Обруч-удавку, всё сильнее затягивавшуюся на голове, внезапно прорвало… не иначе как выпущенным под кожу расплавленным металлом. Режущий венец заставил взвыть — терпеть эту боль молча стало невозможно. В этом заблуждении я пребывал недолго — до момента, когда из башки над переносицей начали вырывать добрый кусок кости с мясом.

Я забился и заорал, насколько позволяла моя совиная глотка. Это не помогло. Выворачивание шло толчками, и каждый последующий был больнее предыдущего. Словно десятидюймовый гвоздь, надежно вбитый в сосновый брус, дважды загнутый, проржавевший и вросший в дерево, некто равнодушный подцепил гвоздодёром и медленно, по сантиметру за раз, с визгливым скрипом вытягивал наружу. Гвоздь сопротивлялся, выпускал шипы и норовил порваться, пожертвовав частью ради оставшегося в дереве куска, но вивисекторский инструмент находился в руках опытного плотника, который хорошо знал своё дело.

То, что операция проходила без анестезии, а умеющее чувствовать дерево не может провалиться в спасительное беспамятство, никого не интересовало.

Не помогло бы здесь беспамятство. Эта боль достала бы и в коме, поскольку не была связана с нервами и рецепторами.

Под холодным дождём, на пожухлой траве, в луже и постепенно смываемых нечистотах билась в агонии и жалобно кричала одинокая сипуха. Оперение и пух насквозь пропитались водой и походили на износившуюся мочалку. Сейчас птица представляла собой лёгкую добычу для любого хищника, бродячей собаки или даже крысы. К нашей удаче, у всех местных хищников, дворняг и грызунов сегодня были неотложные дела в других местах. Самая умная и опасная крыса, например, в настоящий момент проверяла безопасность разведанных много лет назад путей на кухню и продуктовые склады в Хогвартсе.

Через некоторое время крики и трепыхание прекратились. Сова лежала без движения, подвернув под себя голову и раскрыв в бессилии клюв, словно пыталась вдохнуть в лёгкие хоть немного ставшего непослушным воздуха. Дождь продолжал смывать с земли лишнее. Рядом с птицей лежал почерневший, будто измаранный в несмываемой угольной копоти, маленький венок из некогда белых звёздчатых цветов.

* * *

Когда я очнулся, дождь уже перестал идти. Судя по начавшему подсыхать пуху — не менее часа назад. С трудом подтянув крылья, я как мог отряхнулся. В голове стояла звенящая ясность и лёгкость. Ничего не болело, но весьма донимала общая слабость. Поесть бы…

С трудом подлетев на ближайший куст, я огляделся. Похоже, это окрестности Хогсмида — деревушки-спутника, полностью специализирующейся на обслуживании жилого населения Хогвартса. И до указанного Хогвартса… я оглянулся в другую сторону… нет, не дойду. «Сколько может *пройти* сова»? Я, дурак, считал это удачной шуткой. Сил на оборот нет, сил на полёт тоже нет. Не магических сил — Источник Хогвартса рядом, мой резерв уже наполовину полон; не хватает обычных сил организма. Если обернуться принудительно — возможна гипогликемическая кома. Да и обернись я — пешком идти полторы мили, потом терпеть тупые придирки всех встреченных преподавателей, которые в результате отправят отбывать очередное наказание голодным… Да пошли они все!

Собравшись с силами, подсушил себе перья. Как же легко теперь даётся магия! Но с едой нужно что-то решать… Собственно, у меня ж припасено печенье! Сейчас…

Печенье пришлось есть на земле — в хранилище оно находилось в пакете. Как я пролез в хранилище без сумки? Ещё раз: сумка — бутафория для сокрытия факта, что я достаю предметы «из воздуха». Разве что шарить по ячейкам без складского артефакта тяжелее.

Откусив от печенья, я внезапно осознал, почему его так сильно любят совы. Я ж не пробовал его никогда в теле совы! Какая вкуснятина! Схарчив коржик, вздохнул и волевым усилием отложил остальное. Нельзя это есть, пребывая птицей. Очень легко подсесть по-настоящему. Что-то туда добавляют особенное, совсем не зная меры.

Я устроился на кусте повыше, ожидая, пока усвоится совиная радость. Интересно, можно ли пообедать в Хогсмиде? Деньги у меня найдутся, но во всех магазинах и питейных заведениях наверняка имеется негласный надзор за учениками силами обслуживающего персонала. Будний день, учебное время — как пить дать «стукнут». А руководство у нас…