Тихий Дон Кихот

Два разных дыма смешивались на больничной территории. Ленивый, застарелый, намекающий на ползучее, неотвратимое, растянутое во времени тление ныне живого и резкий, угарный, сладковато-горький дым внезапной, неотвратимой смерти, случившейся уже сейчас, на наших глазах.

Молодая женщина в строгом деловом костюме стояла, прижавшись спиной к дереву. Казалось, что она пятилась назад, пока не уперлась спиной в старый клен. На лице ее не было косметики, темные волосы были собраны сзади простой домашней заколкой. Она была мертвенно бледна и в то же время спокойна.

Реанимационный корпус был занавешен густыми клубами дыма, заставлен пожарными машинами, застился беспорядочно бегущими людьми. Пламени не было видно, но слышались треск пожираемых им конструкций, хлопки и взрывы какого-то врачебного оборудования.

Как видения, из дыма вдруг появлялись пред ней странные, сюрреалистические фигуры. Вот пробежала очень полная медсестра в горящем белом колпаке, похожая на большую свечу. Потом проехала каталка с больным, который держал в высоко поднятой руке свою капельницу. Следом из дыма выскочил человек в пижаме, надетой на тельняшку, с черными полосами копоти на лице, как у Рембо.

– Пожарные без воды приехали! – заорал он. – А человек сгорел прямо в коме…

Довольно грубо отпихнув последнее видение, появился полный мужчина небольшого роста в сером костюме, со сбитым назад галстуком. Он тяжело дышал, отмахивался от дыма, тер глаза и шел к женщине у дерева.

– Это была легкая смерть, – сказал он то ли женщине, то ли дереву. – Он же был без сознания… Он ничего не видел, не слышал, не чувствовал… Он мне про стихии эти рассказывал… Вода, огонь… Какого черта?.. Уйду я из отдела… Аннушка, тебе не надо здесь. Здесь тяжело дышать. Я тебя отвезу…

Последним видением Ани был бегущий среди деревьев парень в спортивном костюме с шашечками на штанине и с белой змейкой шрама на темной, коротко стриженой голове. Ане показалось, что он узнал ее и подмигнул на бегу, как старой знакомой…

– Ты побудь здесь немного одна, – сказал Санчук, усаживая Аню на кровать в ее спальне. – Я за своими съезжу. Они с тобой побудут, жена и Аннушка, тезка твоя. А я в больницу потом вернусь. Потому что… Потому что я не верю…

Последние слова получились у Санчука писклявыми, словно он «дал петуха» в песне, и опер поспешно выскочил из комнаты.

Аня посидела на кровати немного, потом осмотрелась, прислушалась и тихо позвала Сажика. Никто не откликнулся ей ни лаем, ни топотом. Она спустилась вниз, позвала опять и вышла на улицу. Впервые территория участка показалась ей такой огромной. Она даже устала идти от дуба до рощицы и обратно, к гаражу, Мишиному «Шаолиню», колодцу…

– Сажик, Сажик…

У ворот она даже наклонилась и посмотрела на следы у ворот. Но вместо отпечатка собачьих лап она вдруг увидела след корниловского ботинка. Она всегда сама протирала и мыла его ботинки, поэтому узнала его сразу.

За воротами на пыльной, ухабистой дороге ей пришла в голову мысль, что Сажик убежал встречать Корнилова. А что если ему это удастся? У нее не получилось, а вот Сажик каким-то своим собачьим чутьем его отыщет и приведет домой. Значит, она ищет и мужа, и собаку. А еще она вспоминает стихи очень ей знакомые, кого-то всемирно известного, строчка за строчкой…

Любовник-оборотень, где же ты теперь,

куда опять распахиваешь дверь,

в какой парадной сызнова живешь,

в каком окошке вороном поешь.

Все ерунда.…

Аня дошла до стадиона, где кто-то весело жонглировал футбольным мячом и громко считал удары. «Все ерунда...» Нет, она не там ищет. Аня повернула назад и пошла по направлению к озеру. Она почему-то решила, что надо искать мужа и собаку у лодочной станции, на мостках. Там можно будет спросить у рыбака. Про человеков… Про ее человека…

Всего лишь жизнь. Ну вот, отдай и это,

Ты так страдал и так просил ответа,

Спокойно спи. Здесь не разлюбят, не разбудят,

Как хорошо, что ничего взамен не будет[1].

Она так заспешила к какому-то неизвестному рыбаку, который, наверняка, их видел, что чуть не попала под машину. Из нее выскочил седовласый высокий мужчина с загорелым лицом, а за ним черная собака. Мужчина не стал кричать на Аню, а собака хоть и залаяла, но радостно бросилась к ней, виляя обрубком хвоста, черным помпоном.

– Ты не нас искала? – спросил Брежнев…