Тихий дом

Теперь он поднес к ее губам ложку с абрикосовым вареньем. Лаптева приняла и его. Не торопясь глотать, она подержала сладость на языке, чтобы вполне почувствовать вкус, и вдруг подумала, что в этот самый момент, пожалуй, понимает Азима яснее, чем когда-либо. Варенье было удивительно вкусным, оно и впрямь могло на мгновенье осчастливить кого угодно, даже ее.

– Важно эти мелочи-песчинки подметить, наклониться, поднять и бережно положить к другим, собранным раньше в свой ларец, – неспешно, как заклинатель, продолжал Азим. – И не важно, где будет храниться этот ларец: в коммуналке или в хоромах, важно, что там внутри. Твой ларец счастья пуст, ничего ты в него за жизнь не положила, но еще не поздно начать. Научиться этому искусству можно в любой момент, стоит только захотеть. Я сам научу тебя.

– Всё это красиво, Азим, но… – встрепенулась Лаптева, чувствуя, что его баюкающая речь снова уводит ее прочь из реальности, словно звуки волшебной флейты.

Но из ее реальности так просто не уйти, не сбежать. Да и права такого у Лаптевой нет: сбегать, отрекаться, пытаться забыть. Нет. Сначала надо узнать, узнать наверняка, почему с Лизой случилось то, что случилось. А потом уже решать, может ли она позволить себе мысль хотя бы о гипотетическом счастье или нет ей прощения.

– Но страдать тебе нравится больше? – Не дал ей договорить Азим. – Конечно, ведь именно этому учит вас религия. Жизнь – испытание, а счастье и покой возможны лишь в Царстве Божьем. Как у вас в Новом Завете: «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие”. Вы любите приговаривать, что страданиями душа очищается, что Иисус терпел и вам велел. Так? Все это у тебя в подкорке, Ира. Только это ты и можешь передать своим потомкам. С такой установкой действительно трудно себе представить, как можно быть счастливым.

От упоминания потомков у Лаптевой внутри все сжалось. Общаясь с Азимом, она всегда чувствовала себя в безопасности, не ожидая подвохов. Но то, что он сказал сейчас, показалось ей издевкой, ударом исподтишка по самому больному. На глазах ее тут же выступили слезы.

– У меня никогда уже не будет потомков, Азим. Или ты забыл, почему я сейчас лежу здесь как ветошь? – Сказала она, стараясь удержать голос от дрожи.

– Ай, Ира, – отмахнулся он, давая понять, что не намерен сюсюкаться. – Ты не старая еще. Кто знает. Если перестанешь терпеть и начнешь жить, то все может случиться. Жизнь щедра к тем, кто принимает ее с благодарностью. Но сначала научись быть счастливой, ведь дети – это продолжение нас самих.

Лаптева ничего не успела ответить. Она даже не успела сообразить, что именно намерена сказать в ответ, потому что как раз в этот момент в тишину квартиры ворвалась трель дверного звонка. Азим тут же направился открывать.

– Добрый день! Иван Замятин, – донесся из прихожей знакомый голос.

– Здравствуйте, проходите, – ответил Азим. – Это я говорил с вами с телефона Иры. Она нехорошо себя чувствует, но очень хочет вас видеть.

«Вот сейчас решится» – с пронзительной ясностью поняла Лаптева, прислушиваясь к тяжелым шагам Замятина. На нее вдруг нахлынуло состояние предыдущей ночи, когда она тонула в яростных волнах прозрения. Ее снова зазнобило, и она вспомнила, как, теряя сознание, требовала от Азима, чтобы он связался с Замятиным как можно скорей. И вот он, майор: явился и стоит теперь перед ней, неуклюже переминаясь с ноги на ногу и отводя взгляд.

– Извините, что потревожил вас в плохом самочувствии, но ваш знакомый сказал по телефону, что лучше не откладывать встречу. Я и сам собирался приехать и отдать вот это. – Майор качнул рукой, в которой держал технику Лизы.

– Вы выяснили? Выяснили, почему она так?.. – В горле у Лаптевой пересохло, будто она и не пила сладкого чая пару минут назад.

– Выяснили, – тихо ответил Замятин.

Видеть Лаптеву ему было мучительно как прежде, так и теперь. Она еще больше сдала, будто таяла на глазах. Но смотрела на него уже без мольбы, не ища снисхождения. Это раньше взгляд ее был просящим, он молил о том, чтобы майор во всем разобрался. Теперь же, когда Замятин пришел сообщить результаты, Лаптева смотрела на него иначе: будто в глаза самой судьбе, которую не умолить, не задобрить, можно лишь принять. Так, наверное, смотрят на палача, который исполняет приговор и не волен решать: казнить или миловать.

«Ну что же, – подумал Замятин. – Сколько веревочке не виться…” Он, наконец, прокашлялся, посуровел лицом и перешел на официальный тон:

– Ирина Петровна, следствием было установлено, что ваша дочь Елизавета Лаптева… – он прокашлялся снова, на этот раз громче и резче. – Было установлено… В общем, не сама она. Ваша дочь стала жертвой групп смерти в социальных сетях. Ее подтолкнули к такому шагу. Мы приложим все усилия, чтобы виновные были наказаны. А это я вам вот, возвращаю.

Он сделал пару шагов в сторону серванта и положил на полку ноутбук и телефон Лизы. Но то ли полка была слишком узкой, то ли Замятин не рассчитал и положил вещи криво, но гаджеты полетели вниз, с треском ударившись об пол. Больше всего досталось ноутбуку: от него отлетела крышка.