Тихие воды (ЛП)

  «Возможно, — сказала Тереза, — я могла бы прийти и послушать ее как-нибудь. Боюсь, орден не видит необходимости в том, чтобы у нас было что-то большее, чем маленькое радио «Робертс».

  «Было бы приятно, — сказал Резник. И это было.

  Казалось, Грабянски недолго задержался в Лиссабоне. Как-то утром, осторожно пробравшись в гостиную, Мириам Джонсон остановилась на своем медленном пути и уставилась: два украденных Далзейла снова стояли на стене.

  Только после ее смерти, к счастью, через какое-то время в будущем, стал обсуждаться вопрос о том, были ли это подделки. Между тем, когда обрадованная Мириам Джонсон сообщила Резнику об их чудесном возвращении, а Резник передал эту новость сестре Терезе, Тереза ​​не в первый раз задумалась о том, что Господь действительно действует таинственным образом.

  Резник и Ханна говорили о кошках. В результате он стал оставаться у нее дома меньше в будние дни, больше в выходные, а когда он это делал, он платил тринадцатилетнему сыну ближайшего соседа, чтобы тот приходил и прислуживал животным. — Подними их, — сказал ему Резник. «Погладьте их, поднимите немного шума. Но не большой черный. Он достанет тебя за пальцы, если ты не будешь осторожен.

  В течение половины срока Ханны они сели на поезд «Евростар» до Парижа, и Резник понял, глядя на афишу возле Северного вокзала, что опоздал на Милта Джексона на два дня. Вместо этого они пошли к певице Ди-Ди Бриджуотер, радостно исполнявшей ее версии мелодий Горация Сильвера.

  Уже более шести месяцев; если бы они не были осторожны, это был бы год. Ханна время от времени думала о своем бывшем любовнике-ирландце, время от времени размышляла о других любовниках, которых у нее никогда не было, но большую часть времени казалась довольной.

  А Резник…?

  Однажды ночью, более чем напившись после ужина с друзьями, возбужденные, он и Ханна начали заниматься любовью на лестнице, продолжили на отшлифованном полу, а затем наполовину на кровати, наполовину над кроватью. Ханна с запрокинутой головой, широко раскрытыми глазами, пальцами, вцепившимися в его спину, разрывая кожу. «Обними меня, Чарли! Держи меня!"

  Он не слышал, по крайней мере, последнего слова; не раньше, чем его потное лицо рядом с ее, она прокричала это ему в ухо.

  Он сидел внизу, в расстегнутой рубашке, в трусах-боксерах, с босыми ногами. Ханна подошла и села напротив него, подтянув ноги на стуле.

  «Чарли…»

  «Каждый день, — сказал он, — в большинстве случаев, так много из того, с чем мне приходится иметь дело, исходит от этого».

  "Тот?"

  «Люди имеют власть друг над другом, используя их. Подчинение. Повредить." Он посмотрел на нее, на красоту в ее глазах. «Это не игра».

  Она подошла к нему, села на пол, обхватив руками его ноги и положив голову ему на бедро. -- Чарли, -- сказала она через некоторое время, -- тот факт, что я могу сказать это тебе, что я могу спросить тебя... Эта фантазия -- вот и все, фантазия -- я никогда не смогла бы показать этого, выставить себя таким образом, если бы Я не доверял тебе. Абсолютно. Это показывает, насколько безопасно я чувствую себя с тобой, как мы близки, разве ты не понимаешь?

  Резник наклонился и погладил ее по волосам, коснувшись пальцами тонкой линии ее спины, но все же нет, он не видел.

  — Я возвращаюсь наверх, — сказала Ханна, вставая на ноги. — Ты скоро встанешь, да?

  Резник кивнул, но не пошевелился; он не двигался до тех пор, пока гораздо позже, на негнущихся ногах, он подошел к окну, чтобы отдернуть шторы, и к тому времени первые лучи дня растянулись над парком.