Другими словами, то, что западный человек понимает как азиатское почтение, на самом деле представляет собой искреннее внимание к чувствам других людей. Психолог Харрис Бонд говорит по этому поводу следующее: «Только приверженцы открытой традиции могут назвать [азиатскую] модель речевого общения самоуничижением. В этой уклончивой традиции ее назвали бы скорее уважением к отношениям»[428]. А уважение к отношениям приводит к такой социальной динамике, которая может показаться поразительной с западной точки зрения.
В частности, именно из-за уважения к отношениям социальная фобия, именуемая в Японии taijin kyofusho[429], [430], выражается у японцев не в виде страха оказаться в неловком положении (как происходит в Соединенных Штатах), а в виде опасения поставить в затруднительное положение других людей. Благодаря уважению к другим людям, буддистские монахи обретают внутренний покой (и испытывают высшее счастье, судя по показаниям томографов), тихо медитируя о сострадании[431]. И именно из уважения к отношениям жертвы взрыва ядерной бомбы в Хиросиме просили прощения друг у друга за то, что выжили. «Существует множество свидетельств их вежливого отношения друг другу, и все это до сих пор трогает душу, — пишет эссеист Лидия Миллет. — “Прости меня”, — сказал один из них с поклоном, а у самого в тот момент кожа слезала с рук клочьями. “Мне жаль, что я все еще жив, а твой ребенок умер”. “Прости меня, — сказал другой человек, у которого губы распухли до размера апельсина, обращаясь к ребенку, плакавшему рядом с мертвой матерью. — Мне так жаль, что я не оказался на ее месте”»[432].
Уважение к отношениям с другими людьми, свойственное восточной культуре, вызывает восхищение. Однако то же самое можно сказать и об уважении к индивидуальной свободе, самовыражению и личной судьбе. Дело не в том, что одна позиция превосходит другую, а в том, что глубокие различия между культурными ценностями оказывают большое влияние на стиль поведения, которому отдается предпочтение в каждой культуре. На Западе существует идеал экстраверта, а в большей части стран Азии (по крайней мере, так было до вестернизации, происходящей на протяжении последних нескольких десятилетий) считается, что молчание — золото[433]. От этих различий зависит, что именно мы говорим, когда наши соседи по комнате собирают гору посуды в раковине, и то, о чем мы не говорим в университетских аудиториях.
Более того, все эти различия говорят нам о том, что идеал экстраверта не так священен, как мы, возможно, полагали. Следовательно, если в глубине души вы считали вполне естественным, что смелые и общительные люди превосходят сдержанных и чувствительных, если вы думали, что идеалу экстраверта поклоняется все человечество, значит, вы ошибались. Карта типов личности Роберта Маккрея открывает совсем другую истину: каждый способ бытия — молчаливый и разговорчивый, осмотрительный и бесстрашный, замкнутый и непринужденный — не что иное, как проявление сильной культуры.
Как ни парадоксально, к числу тех, кому труднее всего понять и принять эту истину, относятся американские дети азиатского происхождения из Купертино. Взрослея и уезжая из родного города, они оказываются в мире, где умение высказывать свое мнение и создавать вокруг себя много шума — это путь к популярности и финансовому успеху. У таких выходцев из Купертино формируется раздвоенное сознание (отчасти азиатское, отчасти американское), каждая сторона которого ставит под сомнение другую. Майк Веи, выпускник средней школы, который сказал мне, что предпочитает учебу общению с друзьями, — прекрасный пример такой двойственности. Когда мы впервые встретились, он был учеником выпускного класса и все еще обитал в коконе Купертино. «Поскольку мы придаем такое большое значение образованию, — сказал мне тогда Майк, имея в виду выходцев из Азии в целом, — общение с окружающими не является существенной частью нашего я».