Тигрица

Ах, если бы только знать, о чем сейчас думает Рафаэль! Видит ли он машины и людей внизу, или в темноте все сливается у него перед глазами? Слава Богу, что ночь выдалась лунной и светлый ракушечник хорошо виден даже с большой высоты. Контрабандисты садились здесь в еще худших условиях, так почему этого не сможет сделать Рафаэль? Но решится ли он на посадку, если не обнаружит на полосе огней и не заметит людей в тени дуба? Может быть, он подумает, что произошла какая-то ошибка, и улетит?

В чем Джессика была уверена, так это в том, что Рафаэль ни за что не станет сажать самолет, если заподозрит неладное. Или все-таки станет? Она знала, что ее муж был человеком осторожным, но, с другой стороны, однажды что-то решив, он непременно исполнял задуманное, не слишком заботясь о деталях. А в критических обстоятельствах он умел быть смелым до безрассудства.

Нет, успокаивала себя Джессика, Рафаэль обязательно все учтет и все как следует взвесит. Он же не мальчишка и не глупец — он сделает все как надо.

Как хорошо, что он прилетел.

Прилетел к ней на помощь.

Несмотря ни на что…

Он не подвел ее, он откликнулся на ее зов немедля, не колеблясь, не считаясь с обидами. Джессика очень хорошо представляла себе, как, получив факс, Рафаэль начал действовать — быстро, продуманно, без суеты. Она не знала, какие еще меры он предпринял, чтобы обеспечить ее и свою безопасность, но была уверена, что Рафаэль вылетел в Штаты не один. Возможно, и в Новом Орлеане у него были свои люди, на которых он в случае крайней нужды мог рассчитывать. Похоже, Холивелл совершил роковую ошибку, когда осмелился бросить вызов Кастеляру — Рафаэль умел быть смертельно опасным противником, не знающим жалости и не стесняющимся в средствах. Но, самое главное, он был верным, надежным, как скала, и теперь Джессика знала, что всегда сможет положиться на его любовь.

Любовь… Вот как называлось то сильное и глубокое чувство, которое она питала к Рафаэлю. Только сейчас Джессика осознала, что острая, режущая боль, которую она испытывала при каждом воспоминании о его руках и глазах, о его жестах, взглядах, о его то ласковом, то насмешливом голосе, есть не что иное, как любовь — могучая страсть, которая вспыхнула в ней едва ли не с первых дней их знакомства. Она любит его — в этом не было никаких сомнений, но как же слепа и глупа она была, что не понимала этого раньше!

Самолет уже развернулся и несся прямо на них — величественный, как огромный аист, который совсем недавно взлетел из болотистой низины в лучах луны. Под фюзеляжем и на крыльях вспыхнули посадочные прожектора, в свете которых дорога из ракушечника засверкала словно река из расплавленного серебра.

— Выйди из-под дерева, чтобы он мог видеть тебя! — приказал Холивелл, направляя свой пистолет прямо в грудь Джессике. — Помаши ему рукой, пусть он думает, будто ты рада видеть его.

Джессика с ненавистью посмотрела на него, но повиновалась. Самолет опустился еще ниже; он приближался невероятно быстро, и Джессика, у которой от бьющего в лицо света на глазах выступили слезы, замахала поднятыми над головой руками, замахала с таким отчаянием, что плечи ее мгновенно заныли от напряжения.

Самолет — серебристая ревущая птица — спускался, казалось, прямо на нее. Слепящий свет прожекторов заливал теперь все пространство вокруг нее, и Джессика, уверившись, что Рафаэль не может ее не видеть, резко скрестила поднятые над головой руки, повторив жест, сто раз виденный ею в кино и понятный всем авиаторам мира. Этот жест означал «Опасность! Посадка запрещена!».

Воздушный вихрь взметнул вверх облако пыли и прошлогодних листьев, и Джессика, крепко зажмурившись, машинально пригнулась, когда самолет пронесся над самой ее головой. Ослепленная, оглушенная, задыхающаяся, она не успела рассмотреть, кто сидит за штурвалом самолета, и на мгновение ей стало страшно, что Рафаэль мог прилететь один, потому что Карлоса могло не оказаться на месте, а разыскивать его он бы не стал, чтобы не тратить драгоценного времени. Правда, с сегодняшнего утра, когда кузен Рафаэля доставил ей орхидеи, прошло достаточно времени, чтобы он успел вернуться в Рио. Джессика, во всяком случае, очень на это надеялась.

Когда самолет, пронесшись над полосой, накренился на одно крыло, чтобы развернуться, Джессика, спотыкаясь, спустилась на обочину и вернулась по перемычке к дубу. Она намеренно остановилась поближе к Холивеллу, но тот только метнул на нее мрачный, напряженный взгляд, поскольку все его внимание было приковано к самолету. Вот он увидел, что самолет закончил разворот и, снизившись до высоты нескольких футов, заходит на посадку, и с губ его сорвался негромкий, торжествующий возглас, а рука с пистолетом чуть приподнялась.

Джессику захлестнуло сознание собственного поражения. Она надеялась, что после ее сигналов Рафаэль развернется и полетит обратно, но она ошиблась. Теперь у нее оставалась только одна возможность исправить положение. Вот только хватит ли у нее смелости, чтобы ею воспользоваться?