Тигрица

— Война изменила его. А может быть, изменились мы оба, этого я не знаю. Мы сняли домик в окрестностях Кроули — там, где выращивают рис, — и Джонатан начал опылять посевы. Ему нравилось летать очень низко, так что колеса его самолета едва не касались рисовых колосьев; он любил пугать цапель в камышах и птиц в кронах деревьев, а то мчался наперегонки с собственной тенью и добирался до самого Мерменто или Атчафалейи, следуя руслам рек. Иногда он прилетал в «Мимозу» и всегда пугал меня до полусмерти…

По губам Арлетты скользнула бледная тень улыбки.

— Да, он прилетал туда несколько раз. Ты знаешь эту старую дорогу, которая ведет от Дубовой гряды к соседнему шенье? Отец твоего деда построил ее для скота, чтобы в зимнее время перегонять коров и овец на верхние пастбища. Нат садился на эту дорогу как на аэродром, садился осторожно, словно опускал ребенка в колыбельку. Боже, как он любил летать!..

Она замолчала, ее глаза затуманились, и Джессика увидела в них застарелую боль. Арлетта словно прислушивалась к далеким, давно умолкнувшим голосам, к отзвукам давней жизни и давней любви, в существование которой Джессика уже не могла поверить. От этой мысли у нее у самой защипало глаза, и, прежде чем она сумела произнести хоть слово, ей пришлось слегка откашляться, чтобы прочистить горло.

— Что же случилось? Почему вы разошлись?

— Нат буквально пьянел от полетов, но ему этого было мало. Он начал пить, а пьющий пилот перестает быть пилотом. Да еще эти химикаты, которые он распылял… Дважды Нат чуть не разбился при посадке, повредил самолет, но это его не остановило. Когда Нат не мог подниматься в воздух, он всегда чувствовал себя подавленным и в результате стал пить еще больше. Работать он мне не разрешал; считал, видно, что содержать жену — мужская обязанность. Он часто говорил, что хотел бы заработать столько денег, чтобы у нас была горничная и чтобы я могла каждую неделю ходить к парикмахеру. В мои обязанности, по его мнению, входило сидеть дома, ухаживать за тобой и глядеть в окошко, ожидая мужа. Ему было плевать, что я сходила с ума от скуки и что мне приходилось глотать успокоительное, чтобы не закатить ему истерику. Я готова была визжать сначала от тоски, потом от безысходности, потом — уже от злости!.. Я знаю, это звучит глупо, но если бы ты была на моем месте…

— И у тебя появился другой мужчина?

Арлетта кивнула с самым несчастным видом.

— Это была самая банальная история. Он был приятелем Ната, и вот как-то раз он пришел, когда Нат отправился в полет. Это было восхитительно, Джесс! Я давно уже не чувствовала себя так хорошо. Наша близость, которая повторялась много раз, во время отлучек Ната, просто вдохнула в меня новую жизнь. Он сделал меня другим человеком… но Нату, похоже, было уже все равно. Вскоре мы с ним расстались, а через год я решила подать на развод. На время этого дурацкого процесса я перебралась с тобой в «Мимозу», но, как это часто бывает в нашем просвещенном штате, решения суда мне пришлось ждать целых двенадцать месяцев. За день до того как я должна была получить официальное свидетельство о разводе, Нат позвонил в усадьбу и сказал, что прилетит поговорить со мной. Я помню, с утра была паршивая погода, над заливом бушевал ураган, и к нам то и дело заносило ветром грозовые облака, а вечером… В общем, из-за дождя и ветра его самолет сел не на дорогу, а, перелетев ее, упал в болото.

Мими Тесс внимательно слушала рассказ дочери. Забытая чашка с кофе остывала у нее на коленях. Когда Арлетта замолчала, чтобы закурить новую сигарету, старая женщина внезапно пошевелилась и, качнув своей ухоженной седой головой, сказала:

— На дороге не было огней.

Арлетта поглядела на мать с недовольством.

— Да, на дороге не было ни одного огонька. Твой дед — специально для Джонатана — оборудовал дорогу сигнальными огнями, которые питались от портативного генератора. В тот вечер он отказался включать их, потому что не хотел, чтобы Нат прилетал и говорил со мной. Клод никогда не считал его подходящей партией, поскольку у Ната не было родных, да и происхождение у него было незавидное. — Быстрым движением Арлетта вытерла глаза, потом раздавила в пепельнице недокуренную сигарету. — Когда Нат позвонил, Клод вырвал у меня трубку и велел ему держаться подальше от его дочери, но, сколько я ни твердила, что приказывать Нату бесполезно, твой дед не слушал. Должно быть, он считал, что из-за непогоды Нат все равно не прилетит. Он никогда потом об этом не говорил, но я видела, знала, что он раскаивается. Впрочем, это уже не имело значения.

Да, слишком поздно, подумала Джессика. Ее отца уже не воскресить, как не спасти ее мать. Этот трагический случай и был той последней каплей, которая окончательно сделала Арлетту и ее отца врагами и толкнула ее на путь разрушительной бравады и дерзкого вызова. В пику отцу, она меняла мужчин, пила, кочевала из бара в бар, с вечеринки на вечеринку, не замечая за внешней мишурой и шумом, в каком пустом однообразии проходит

— уже почти прошла — ее жизнь.