— Десятого, по-моему, — вспомнил Рэпмон. Все четверо на меня посмотрели с плохо прикрытой жалостью. Все понимали или знали, что я до сих пор влюблена и сохну, как подрубленное дерево. Они догадались о моих чувствах, тут нечего было и думать. Лео был заглавной темой для меня и ушли мы вместе… Черт возьми, за пять дней до того, как мы ушли отсюда с ним, у него был день рождения, а я и в ус не дула! Дура… — Но он не захотел с нами отметить. Сказал, что никогда не отмечает.
Я уже не могла соображать толком ничего. Нужно было возвращаться вниз, уезжать отсюда…в этом году снова звезды не сошлись… Поблагодарив Чимина за то, что оказался благосклонным охранником, я уже уходила, когда он приостановил меня и предупредил, что скорее всего следующей осенью привратником уже будет один из тех монахов, которых я не знаю, и если я надумаю прийти, то лучше просить о встрече с Хенсоком, и не выдавать всего того, что меня связывало с Тигриным логом. Понимающе кивнув, я пообещала так и сделать и, едва не забыв, передала ему конверт с письмом.
— Если Лео заглянет к вам… отдай ему, пожалуйста, — попросила я и Чимин взял послание, сказав, что если Лео не появится до тех пор, пока привратник ещё он, то передаст следующему.
На третий год я поднялась на Каясан уже не ожидая ничего. Не зная, к чему приду, я постучала в калитку и увидела совершенно чужие и незнакомые глаза. Попросив позвать настоятеля, я замерла, догадываясь, что новый привратник пошел за ним, хотя беззвучных шагов и не было слышно. Ни учеба, ни столичная жизнь не перебили моих воспоминаний, моей любви к Тигриному логу. Ничто не стало мне более желанным, чем посещение этого укромного уголка земного шара, где чувствуешь счастье и покой. Хотя бы раз в год я ощущала нужду поклониться этим воротам и воспроизвести в памяти своих друзей. Хотя у меня и появились близкие подруги в Сеуле, с которыми я была неразлучна и проводила всё свободное время, всё-таки даже им я не проболталась о приключении, произошедшем со мной и удаляющимся по шкале времени в прошлое. Это что-то из области сновидений, о которых бесполезно рассказывать. Их достаточно держать при себе, наслаждаться тонким ощущением того, что это принадлежит тебе.
Хенсок вышел спустя минут десять, и мне показалось, что он немного сдал. Ему было под семьдесят лет, но задор в его лице никуда не подевался. Отойдя на расстояние и убедившись, что очередной привратник прикрыл дверь и не подсматривает, он отечески обнял меня, справившись о моих делах и жизни. Вытирая уголки глаз, я заверила, что всё прекрасно, лучше некуда, только вот…
— Думаю, что ты пришла ради одного, — достав из своих складок хакама сложенный лист, он вложил его мне в руку. — Прости, Хо, что не могу больше принять тебя, как тогда… Дважды в одну реку не войти, не так ли?
— Я всё понимаю, — заверила я. — Да и не по мне уже было бы пережить подобное второй раз, — старик потрогал мои плечи и одобряющее закивал.
— А мне кажется, что ты теперь бы раскидывала наших адептов только так!
— Дело ведь не в этом, — записка жгла мне руку, и хотелось скорее остаться с ней наедине. — Морально…
— Я понимаю, Хо, — Хенсок развел руками, не то извиняясь за что-то, не то просто так, философским жестом неохватности бытия. — Не обижайся, но я не буду звать никого из твоих знакомых.
— Но с ними всё в порядке? — обеспокоенно приподнялись мои брови.
— Не волнуйся, всё хорошо. Но у них занятия, и я не хочу, чтобы новобранцы заподозрили что-то… Новый мальчик, — Хенсок посмотрел через плечо, намекая на привратника. — Невозможно же мимо него устроить тебе свидание с ними.
— Да, я как-то не подумала, простите…
— Да прибудет с тобой благословение, Хо, — пожал он мою свободную руку, угадывая моё нетерпение. — Я не жалею, что тогда впустил тебя. Только будь счастлива, моя девочка.
— Спасибо, учитель Хенсок, — поклонилась я ему и, проводя глазами, уселась на большой камень, дрожащими пальцами разворачивая потертый лист.