Тигриный лог

Я была испугана и наполовину скована страхом, а наполовину не управляла собой и мгновениями молотила по тому, чьи очертания различала с трудом. Его язык разомкнул мой рот и вошел в него с осторожной нежностью, несмотря на мои продолжающиеся попытки отбиваться. Я попыталась даже сказать что-то, но выходило мычание.

— Тише, пожалуйста, тише, — еле-еле слышно различила я над ухом, когда он оторвался. Голос его был слаб, будто он боялся, что я запомню его. — Я не буду делать больно…

Застыв на мгновение, я поверила его обещанию.

— Пожалуйста… — опять прошептал он, выдохнув мне в висок и поцеловав его.

Незнакомец не бил меня и ничего не делал, кроме того, что целовал и обнимал так сильно, словно я была его давней возлюбленной. Те ощущения, которые позволялись мне, подсказывали, что он в два раза моложе того возраста, которым я наградила его изначально. Ему лет двадцать, больше-меньше на пару годков, точно не скажу.

— Мне нужно последнее воспоминание… — сказал он вдруг, замерев между поцелуями и, наградив ещё одним, самым жгучим и затяжным, отпустил меня. Потеряв ощущение скованности, я очутилась в ночном мраке одна. Некоторое время приходя в сознание, почти покинувшее меня от страха, я не услышала даже, в какой стороне исчез напавший на меня. Он просто канул, как сквозь землю, оставив растрепанную, немножечко подранную и трясущуюся меня за заброшенными рельсами, возле дикорастущей малины, с которой я в детстве ела красно-розовые, но не очень сочные ягоды. Приподнявшись на четвереньки, я напрягла слух и сжалась, опять шлепнувшись на задницу и подтянув колени к подбородку.

Я перепугалась и всё ещё переваривала случившееся, окончившееся без потерь и чего-либо плохого, что я могла ждать. Не знаю, ангел-хранитель или счастливая звезда, но кто-то спас меня, и вместо насилия, которое могли учинить над одинокой школьницей в поздний час в одиноком месте, надо мной всего лишь совершили акт первого поцелуя. Но кто? И почему я? Он выслеживал меня? Вряд ли, разве, если бы он хорошенько разглядел меня, то польстился бы? Разве при свете поцеловал бы меня точно так же, как в этой тьме кромешной? Замотав головой, я оглядывалась вокруг, но темнота не рассеялась и, появись он вновь, я опять не замечу его заранее. Нужно убираться отсюда, пока не произошло что-нибудь худшее, пока не повторилось… Повторилось… разве это было неприятно? Я тронула губы, чуть припухшие и сохранившие остатки его привкуса. Какой он? Дрожащими руками я дотянулась до рюкзака, украшенного мною значками и цепочками. Я достала из него мобильный телефон, где был непринятый от мамы. Стоял вибро-звонок, чтобы не отвлекаться во время занятий, и я не слышала, как она звонила.

Я встала на ноги, оправляя юбку и блузку. Сотни, тысячи женщин бывали изнасилованы, и я, в какой-то момент подумавшая, что попаду в их ряды, отделалась легким испугом и поцелуями с неизвестным. Мой насильник, — обзову его так ради того, чтобы обозначить, что пострадала некоторая часть моего достоинства и моей чести, — даже не был жесток. Он просто был, как будто и не был. Какая причина заставила его это сделать? Тайных поклонников я у себя предположить не могла, сумасшедших у нас в пригороде не было. Сбежавший маньяк? Нет, не похоже это было на маньяка, не владеющего собой. Скорее кто-то, кто очень хотел девушки, и вдруг подвернулась я. «Мне нужно последнее воспоминание» — сказал он, и жалость с примесью грусти закружились возле моего сердца. Почему последнее? Зачем оно ему? А вдруг это был смертельно больной юноша, сбежавший из больницы и… Я должна узнать, кто это был! Должна!

Я включила в телефоне фонарик и посветила вокруг, чтобы убедиться, что ничего не обронила. Коленки были в пыли, и я достала платок, слюнявя его и оттирая себя. Грязь на блузке спрячу под застегнутым пиджаком, чтобы не говорить родителям о странном происшествии. Они надумают лишнего и поведут меня к гинекологу. Кто поверит, что среди ночи взрослые парни отпускают пойманных дурочек, ничего не получив? Кто угодно, поглядев на меня, кроме моих родителей, для которых, единственных, я была красавица-дочка. Многие дети верят подобным заверениям мам и пап, но меня природа наградила, вместо чего-либо более полезного, объективностью.