— Почему женщина не может быть счастлива без мужчины? — спросила Дженни, наливая в стаканы дешевое алжирское вино. — Почему мужчины вполне могут обходиться без женщин, а мы нет?
— Потому что женщины слишком многого ждут от жизни и слишком мало ценят себя, — объяснила Лулу. — И это роковое сочетание не позволяет нам довольствоваться собой.
В октябре 78-го Дженни выставила шесть своих работ в галерее «Авант-Авант» на Фулем-роуд.
По прошествии недели ни один из ее зеленоватых натюрмортов, желтовато-бледных и мрачных портретов и блеклых пейзажей так и не был продан. Джим, приехавший на выставку с группой поддержки из Хэмпширского художественного колледжа, успокаивал ее, по-отечески обнимая за плечи.
— Не расстраивайся. Такова уж наша доля. Все лучшие художники бедствуют из-за того, что критики не могут оценить их талант. Мы все знаем это! Помнишь, Брэндан Бихан говорил, что критик — как евнух в гареме: ему хочется сделать это; он знает, как сделать это, видит, как все вокруг делают это, — но сам не может этого сделать.
Плам вспомнила его слова через месяц, когда в третьестепенной галерее «Шустринг» заботами Лулу были выставлены восемь ее картин. В длинном облегающем платье из бархата цвета спелой сливы, она выглядела вполне уверенно, но в душе трепетала — ее работы выставлялись на суд зрителя. Двухлетний срок, на который она «сдала» детей матери, истекал в конце следующего месяца, и она пребывала в таком же отчаянии, как Золушка, когда часы начали бить полночь.
В длинных и низких залах галереи пахло опилками и дешевым белым вином. Оформление не отличалось изысканностью: полы были покрыты черной плиткой, стены и потолки выкрашены матово-черной краской; лампы-подсветки, направленные на картины, тоже были черными. Лулу включила в список гостей целую вереницу важных персон. Плам никого из них не знала и, по правде говоря, не надеялась увидеть на своей выставке. Но Лулу заявила, что цыплят по осени считают.
— Здесь ничего не видно, — жаловалась она, вглядываясь в полумрак. — Надо было захватить с собой фонарик. — Вдруг она открыла рот от изумления и схватила Плам за руку. — Посмотри! Вон там! У твоей большой картины! Белокурый самец!
— Класс, — согласилась Плам. — Кто он?
— Бриз Рассел! Владелец галереи на Корк-стрит! Я включила его в список приглашенных. Я же говорила, цыплят по осени считают. А это что за мисс Кот вьется вокруг него?
Это была администратор галереи «Шустринг» — яркая блондинка в костюме черной кошечки и в сапогах на высоком каблуке. В последнее время курсы искусствоведов у Сотби стали эквивалентом образования вообще, и окончившие их бойкие общительные девицы стремились получить работу в картинных галереях, где они должны были развлекать гостей. Чем вульгарнее выглядела девица, тем больше была ей цена.
Через полчаса после того, как Лулу засекла Бриза Рассела, Плам, в очередной раз обходя зал, обнаружила, что «белокурый самец» на этот раз улыбается ей. Он был ухожен и одет лучше любого из тех мужчин, каких ей приходилось встречать. От него веяло ароматами обеспеченной жизни. Она уставилась на него, не отводя взгляда от необыкновенно синих глаз на тонком лице с красиво очерченным ртом, и не поверила своим ушам, когда он заговорил с ней, проявляя неподдельный интерес к ее работам.
— Это неплохие вещи, — говорил он, а у Плам в голове мелькало: «Да у него еще и идеальные зубы». — Абстрактный импрессионизм сейчас не в моде, но ваши работы весьма выразительны и производят огромное впечатление.
Заметив, что Плам вконец растерялась, он добавил:
— Не волнуйтесь. После семидесяти лет абстракционизма ни для кого не секрет, что это одна из вечных форм сознания.
— Вы хотите сказать, что у него есть будущее? Бриз утвердительно кивнул.
— И, как будто ни было, в мире нет такой картины, которую можно считать абсолютно абстрактной или абсолютно реалистической. — Он снова ободряюще улыбнулся. — Но зачем вы пишете большие полотна? Помещения становятся все меньше. Хорошо, конечно, продавать их банкам и музеям, но все же лучше, когда картину покупает частное лицо, — это значит, что вещь как раз то, что надо. Я слышал, вы подписали с «Шустринг» трехлетний контракт?
— Это одно из стандартных условий, когда выставляешься у них, — оправдывающимся тоном объяснила Плам.
— Как это я пропустил вас? Я посещаю все крупные выставки в училищах Лондона.
— Я проучилась в колледже всего год. Так что я, можно сказать, самоучка.
— Как же так вышло, — продолжал удивляться он, — что о вас ничего не было слышно? Всякому взлету в мире живописи предшествует слух, который вначале распространяется среди художников, затем быстро доходит до дилеров, после чего уже достигает ушей коллекционеров и критиков.
— Мои работы видели лишь немногочисленные друзья. Эти полотна слишком большие, чтобы таскаться с ними по округе.
— Где я могу разыскать вас?
Смущенная и почти лишившаяся дара речи от охватившего ее радостного волнения, Плам нацарапала номер своего телефона на каталоге. Он еще раз улыбнулся и ушел.