Тигр

То, что довелось увидеть Александру Почепне, не должен видеть ни один отец. В сорока метрах от кедра, под которым дожидался свою жертву тигр, на обнажившей землю проталине была разбросана почерневшая от крови одежда. Все выглядело так, словно человека разметало взрывом — не осталось ничего, кроме разодранных лохмотьев и пустых сапог. Часы и нательный крестик лежали неподалеку нетронутыми. От тела Почепни уцелели лишь жалкие ошметки, которые все вместе с легкостью поместились бы в карман рубашки. Тиграм свойственно оставлять часть своей добычи, и так зверь поступил в случае с Марковым, но Почепня был съеден весь, целиком, и это было беспрецедентным явлением — как и уничтожение туалета в лагере дорожников. Только представьте себе охотников-удэгейцев, обнаруживших подобную картину лет двести тому назад, их шок и ужас при виде кровавых следов и пустой одежды — и сразу поймете, как образ амбы-людоеда поселился в коллективном сознании местных жителей.

Мужчины тщательно осмотрели окрестности и нашли уходящий след тигра. Он был совсем свежий, оставлен всего несколько часов назад. Изучив оба следа, они пришли к выводу, что Андрей погиб через несколько часов после своего появления на пасеке 12 декабря и еще три дня тигр провел рядом с трупом. Временами он ел, временами уходил на свою лежанку у подножия кедра. Когда здесь не осталось ничего, что могло бы его удерживать, тигр — пока что сытый — двинулся дальше.

У Андрея Почепни с собой был холщовый армейский рюкзак, в который он планировал собрать дичь, попавшуюся в капканы. В этот рюкзак мужчины и сложили его скудные останки. Затем все четверо двинулись в обратный путь — за ними должен был приехать Лопатин. Кроме Дениса Бурухина, который в Чечне повидал всякое, из присутствующих только Даниле Зайцеву доводилось встречаться с чем-то подобным. Он воспринял увиденное с тем же спокойствием, что и гибель Маркова десятью днями ранее, и старался держаться поближе к Александру Почепне. Тот не пролил ни слезинки, не проронил ни слова, но его молчаливая собранность свидетельствовала о подспудном чувстве вины, которое со временем будет терзать его все сильнее.

«Когда я вернулся на пасеку, — вспоминал Лопатин, — они уже сидели на крыльце, ожидая меня. Я спросил, где Андрей. Его отец поднял рюкзак и коротко бросил: „Здесь“».

Глава 17

Все говорило о том, что его действиями управлял не голый случай; он дважды с коротким перерывом нападал на судно, и оба раза направление его ударов было рассчитано так, чтобы причинить нам наибольший вред. <…> Вид его был ужасен, он выражал ярость и негодование.

Герман Мелвилл, Моби Дик, или Белый кит[136]

В Соболином нет ни одного уличного фонаря, и зимой, когда солнце садится рано, поселок погружается в непроглядную тьму уже около пяти часов вечера. Жители старались по возможности не высовываться на улицу. Когда же выйти из дома было необходимо, каждый брал с собой ружье, даже если собирался всего лишь добежать до туалета. Сидя дома возле русской печки, они прислушивались к каждому звуку, гадая, что может означать собачий лай или внезапно наступившая тишина. Дневной свет, огонь, оружие и дикий зверь определяли течение жизни поселка в те дни. Словно машина времени отбросила его назад лет на сто — или на миллион.

Смерть Андрея Почепни потрясла каждого, открыв новую страницу в представлениях людей о тигре. Никогда еще обитатели Бикинской долины не сталкивались с таким ощущением опасности, исходящей из леса. Смерть Маркова была трагедией, но в ней каждый видел определенную логику, даже справедливость: это было возмездие и отпущение грехов. Он обидел тигра, и тот ему отомстил. А что сделал юный Почепня? Он погиб, проверяя капканы на норок! Его мать с ума сходила от горя, отец был готов наложить на себя руки.

«Мы жили по соседству, — рассказывал Леонид Лопатин, — но, как говорится, чужая душа потемки». Потемки душ несчастных родителей начинали внушать опасение. Их страдания усугублялись тем фактом, что всем остальным детям родители строго-настрого запретили выходить из дома и тем самым уберегли их от беды. Осознание собственной ошибки легло на чету Почепня тяжким бременем. Они раз за разом прокручивали события минувшей недели в памяти, тщетно моля провидение повернуть время вспять. Все в поселке сочувствовали их горю, тем более что оно и впрямь касалось их напрямую. Соседи могли сколько угодно покачивать головами и цокать языком, но они боялись и за свою жизнь.