Тигр

Баланс взаимоотношений в системе «крупная кошка — примат» не менялся на протяжении веков, и не важно, идет ли речь о вооруженных ружьями таежниках, охотниках племени къхонг, еще не освоивших речь австралопитеках или павианах. В контексте нашего врожденного ужаса перед хищником за пять миллионов лет не изменилось почти ничего, разве что технологии, благодаря которым мы преодолеваем свой страх. По этой причине существует поразительное сходство между поведением спутников Труша возле хижины Маркова и семейством павианов в африканской саванне: объединяясь для безопасности в группы, и люди, и обезьяны открыто гуляют при свете дня, но и те и другие прячутся в надежное место, стоит опуститься сумраку, и не выходят до рассвета.

Чтобы лучше понять, как человек противостоял крупным кошкам и другим хищникам до того, как овладел орудиями труда и подчинил себе огонь, некоторые палеоантропологи наблюдали за жизнью павианов в саванне. В частности, этим занимался один из наиболее одаренных и уважаемых исследователей, южноафриканский палеонтолог Чарльз К. Брейн. В ходе раскопок человеческих и животных останков в пещерах долины Стеркфонтейн в 1960–1970 гг. Брейн много наблюдал за племенем павианов, жившим на скалах неподалеку от места проведения работ. В особенно холодные ночи около тридцати павианов прятались в глубоких пещерах. Однажды Брейн совершил беспрецедентный поступок, на который не решался ни один из наших современников. «Я спрятался в расщелине[118], — писал он, — и обнаружил свое присутствие только после того, как все павианы улеглись спать. В пещере началась паника, но ни один павиан не решился в темноте покинуть ее пределы».

Брейн не описывал эту сумасшедшую ночь подробно — возможно, потому, что ощущения человека, запертого в темноте с парой-тройкой десятков обезумевших от страха обезьян, не очень-то поддаются описанию, это можно себе только представить. Но из той пещеры он вынес ценную информацию. Брейна поразило, что чернота ночи и скрытые в ней опасности пугали несчастных павианов гораздо больше, чем крупное существо, вторгшееся в их среду. Что так пугало их снаружи? — спросите вы. В середине XX века, когда Брейн нанес свой неожиданный визит, это могли быть леопарды, львы или гиены. Однако три миллиона лет назад список хищников, ожидавших их — и наших предков — за пределами пещеры, был куда длиннее. Эти хищники охотились и днем, и ночью. Среди них встречались виды волков и гиен, по размерам не уступавших львам. Снаружи поджидали крупные кошки и другие родственные им хищники — саблезубые в том числе, — причем были они куда многочисленнее и разнообразнее существующих сегодня. И вдобавок ко всему в небе кружили орлы, высматривая детенышей, желательно возрастом до трех-четырех лет (этих они могли унести, а тех, что постарше, — только убить).

Кроме того, Брейн отметил, что павианы обитали только в тех областях саванны, где имелись укромные места для ночлега. Если в округе не было ни скал, ни пещер, там не было и павианов. Стремление павианов к безопасности кажется до странности знакомым, стоит только подумать об индейской деревне, средневековом замке или многоквартирном доме. Куда бы мы ни отправились, в какой бы среде ни оказались, каков бы ни был окружающий ландшафт, наши представления о безопасности остаются неизменными. Если мы не можем забраться повыше, мы забиваемся поглубже. В этом смысле, независимо от эпохи и местонахождения, пещера, вигвам, землянка или огромный армейский грузовик преследуют одну и ту же цель.

Достижения Брейна исключительно важны не только в плане наблюдения за павианами или поиска ископаемых останков. Дело в том, что в процессе работы он опроверг теорию об обезьяне-убийце. В своем фундаментальном труде «Охотники или добыча: введение в тафономию[119] африканской пещеры» (1981) Брейн оспаривает утверждения Ардри и его сторонников. Он приводит подробные описания окаменелых останков животных, найденных в долине Стеркфонтейн — теперь это место получило название «Колыбель человечества». Выводы Брейна весьма радикальны: по его мнению, наши предки не питали пристрастия ни к охоте, ни к необоснованному убийству себе подобных; если они и вступали в сражения, то лишь для того, чтобы защититься от хищников, гораздо более опасных, чем человек в те времена.