Тигр всегда нападает сзади

– О, вы молоды, Кира, не помните тех времен. Неприятностями это можно с очень большой натяжкой назвать. Это было крушением всей моей жизни. Меня судили. Прокурор просил дать три года лишения свободы по статье за антисоветскую агитацию и пропаганду. Но мне повезло. Судья отнесся ко мне снисходительно, не найдя в моих действиях большой крамолы. Отсидел шесть месяцев в следственном изоляторе, после суда освободили. Да… – он помолчал, переживая, – срока-то я не получил, но погнали меня отовсюду. Я стал изгоем.

– И что было потом?

– Бежал за границу. Работал на разных флотах – греческом, немецком, американском. Был во Франции, звоню в Америку, друзьям, а они мне говорят: «Включи радио, у вас в России война». Так я узнал о развале Советского Союза. Потом друзья просят: «Позвони кому-нибудь, узнай, кто там за кого». Позвонил. Сначала одному известному актеру – Карачевскому. Игорь, говорю, вы за кого? Он отвечает: «Разумеется, за Ельцина». Потом другому знакомому из министерства позвонил. Тот оказался из противоположного лагеря. А приятель, учитель одной московской школы, выразился емко: да пошли они все! Я тогда попытался вернуться. Приехал – а все какие-то ваучеры скупают. Нищета, разбой кругом. Ничего не понятно. Ну, я и уехал обратно. Отправился в Америку. В аэропорту столкнулся с мужиками нашими, они домой летели с буровой из Техаса. «Куда, – спрашиваю, – вы возвращаетесь?! Там беспорядки». А они мне отвечают: «Здесь все американское, а мы – русские. Домой хотим». Я тогда еще этого не понимал. Подумал, что глупо они поступают.

На глаза его навернулись слезы, и он, охая, отвернулся к стене. Кира его трогать не стала, и он забылся тяжелым сном. Во сне все что-то бормотал и о чем-то молился. Но, как ни прислушивалась Кира, ничего, кроме двух слов – «прости» и «боже», так и не поняла.

К вечеру Вианора опять залихорадило. Алан пичкал его лекарствами, но они помогали мало: температура снижалась и вскоре начинала расти вновь.

– Что с ним? Почему ничего не помогает? – обеспокоенно спросила Кира.

– Если отбросить все объективные факторы – истощение физическое и нервной системы, то остается констатировать, что пациент просто не хочет жить. Я видел и более тяжелых больных, которые выкарабкивались, но у него отсутствует главное: сопротивление болезни. И я бы даже сказал больше. У меня сложилось чувство после разговора с Вианором, что он ждет своей кончины как избавления.

– Но зачем же он тогда подавал знаки, сигналил?

– В последний момент в нас инстинкт самосохранения срабатывает, и мы цепляемся за призрачную надежду. Но опасность исчезла, он остался жив и снова вернулся к прежним мыслям. Не зря в Библии существует предупреждение: никогда не оглядывайся назад. Сожалея о прошлом, мы лишаем себя будущего.

* * *

В бунгало между дверью и потолком располагались небольшие антресоли. Кире раньше все время было недосуг заглянуть туда, но сейчас у нее вдруг разыгралось любопытство. Она подставила деревянную лестницу, сколоченную Аланом, и поднялась наверх. На антресолях оказались старые глянцевые журналы и пыльные пожелтевшие от времени книги.

Знаете ли вы запах библиотек? Слегка пыльный душок книг, выставленных плотными рядами на полках, упирающихся в потолок, запах древних фолиантов и специфический аромат свежей типографской краски.

Кира выросла в библиотеке, что расположена была в старой католической церкви. Там потолки уходили далеко ввысь, а окна были узкие, стрельчатые.

Кира в детстве часто болела. Денег в семье вечно не хватало, а больничный оплачивали только за три дня. Иногда мама отпрашивалась с работы, чтобы не оставлять дочь одну. Но начальство сердилось: кому нужен работник, который каждый месяц отсутствует как минимум половину рабочих дней?!

И поэтому, чуть только Кире становилось лучше, мама брала ее с собой на работу. Тепло закутывала, завязывала шарфом лицо по самые глаза и вела к трамваю. Они проезжали три остановки, пересаживались в метро и выходили почти у самой библиотеки. Кира такие дни обожала. Для нее это были самые сладкие времена, и потому запах книг навсегда остался для нее самым любимым ароматом в мире.

В библиотеке она забиралась с ногами в красное квадратное кресло, а мама буквально обкладывала ее детскими книгами. Она приносила их стопками и ставила рядом на столик. Кира читала среди деревянных «джунглей» бесконечных полок, и начинало волноваться море, вырастали тропические леса, и кричали диковинные птицы. Кира сочувствовала сорванцу Тому Сойеру, путешествовала с Незнайкой по Цветочному городу и стояла рядом со штурвалом пятнадцатилетнего капитана.

Сейчас ей почему-то вспомнилось все, и грудь сдавила тоска. Захотелось услышать скрип снега под ногами, вдохнуть свежий морозный воздух и увидеть, наконец, своих близких. Кира уже была не так уверена в том, что ее судьба – провести остаток жизни на этом острове. Ну, если и не остаток, как она думала в запале, то по меньшей мере год-два.

Потом она напомнила себе о целующихся Анфисе и Алексее и сникла.