– Может быть, вы поссорились накануне? – в который раз устало спросил его полицейский.
– Мы не ссорились. Ни накануне, ни неделю назад, ни две. Мы вообще не конфликтовали, – упрямо повторил Лес.
Полиция особого рвения в расследовании исчезновения иностранки не проявляла. Это, а также желание свалить всю вину за исчезновение Киры на бытовую ссору бесило Алексея.
– Вы бы вернулись к себе в Россию, может быть, ваша жена уже там. Улетела к маме, к подругам, наконец, – вкрадчиво убеждал его детектив. – Женщина, когда ей плохо, всегда ищет, кому можно пожаловаться.
– Кире не на что жаловаться, – едва сдерживаясь, чтобы не взорваться и не нагрубить, закипал Алексей. – Мы были счастливы, понимаете!
– Вы, наверное, все-таки обидели ее чем-то, – уверенно говорил полицейский, – поверьте мне, человеку с большим опытом семейной жизни: женщины – непредсказуемый народ. Вот вы здесь волосы на себе рвете, а она там с мамой на кухне кофе попивает.
– Но яхты-то нет!
– Найдется, – уверенно заявил полисмен. – Может, ее от пирса оторвало и в океан унесло, а может, ваша жена оставила ее где-нибудь на стоянке. Или в аренду кому-нибудь сдала. Женщины – они такие… Он хотел сказать «ехидны», но посчитал это слово неподходящим для откровенностей с посторонними. Задрав голову вверх, задумался, пытаясь подобрать что-то помягче, но махнул на это дело рукой. – В общем, с ними не соскучишься. Поезжайте домой и ищите ее там. Виданное ли дело: две недели вертолеты летали и не нашли. В копеечку вам, должно быть, поиски-то эти вылились. Найдете жену, передайте ей от меня, чтобы больше так себя никогда не вела.
Лес странно себя чувствовал. С одной стороны, мысль о том, что Кира улетела, ничего не сказав ни ему, ни Анфисе, казалась ему абсурдной. С другой – его так активно убеждали в этом, что он вынужден был согласиться. К тому же его личный счет стремительно пустел, и продолжать упрямствовать он уже не мог.
Спустя две недели после исчезновения Киры. Девятое июня. Москва
– Анатолий, ты должен мне помочь!
Нина Михайловна, разъяренная московской жарой и пробками на дорогах, влетела в кабинет прокурора города.
– Ниночка, дорогая, ты, как всегда, неподражаема, – Анатолий Петрович поднялся со своего места и, перехватив сухую ладонь Нины, впился в нее губами. – Как поживаешь? Ничего не случилось?
– Анатолий, ты не в курсе?! Вся Москва гудит!
– Да что произошло-то? – занервничал он.
– Кира, моя дочь, пропала! – Нина Михайловна, не выдержав, разрыдалась, и Анатолий Петрович бросился наливать ей воды.
– Как это – пропала? Когда? – он подал ей стакан и сел рядом.
Жадно сделав несколько глотков, Нина Михайловна придвинулась поближе и склонилась к лицу Анатолия Петровича.
– Это он ее убил. Ее прощелыга муж.
Прокурор отшатнулся. Встав, нервно зашагал по кабинету, то расстегивая, то застегивая пуговицы синего мундира.
– Нина, ты говоришь какие-то страшные, безумные вещи. Я не могу поверить в это.
Киру он знал с младенчества. С Ниной Михайловной, своей троюродной сестрой, Анатолий вырос в одном дворе и питал к ней самые добрые чувства. Подружка по детским играм и объект его первых юношеских мечтаний – она и позже продолжала нравиться ему. Даже когда вышла замуж и родила дочь. Да что там! Он был всегда в нее влюблен. И непременно женился б, если бы Нина, его Ниночка, хоть капельку отвечала на его чувства взаимностью. Но она всегда видела в нем всего лишь родственника, пусть и дальнего.
Когда родилась Кира, Анатолий сам вызвался стать ей крестным отцом. Он сказал тогда, если Нина откажет, то нанесет ему тем самым огромную обиду на всю жизнь. Нина, разумеется, согласилась, а он размечтался, что когда-нибудь будет Кире настоящим отцом.
Но время шло, а Нина его любви не замечала. В тридцать пять лет она овдовела, и он, выдержав положенный срок траура, пришел к ней свататься.
– Замуж? – удивилась она. – Толик, мы же брат и сестра!
– Троюродные, – уныло согласился он.
О том, что Нина Михайловна – человек категоричный и резкий, он прекрасно помнил. Для нее никогда не существовало полутонов, и она всегда знала, как в жизни поступать правильно. Так, родственники не должны иметь между собой половую связь, иначе это – инцест. И не важно, что родство их – седьмая вода на киселе.
Постепенно его чувства утихли, он женился и даже родил в браке двоих сыновей. К Ниночке же своей он относился по-прежнему с теплом и любовью, хотя это чувство трансформировалось с течением времени в чисто дружеское.
Сейчас, пока Нина Михайловна рыдала, закрывая лицо руками и сморкаясь то и дело в батистовый платок, Анатолий Петрович достал коньяк и плеснул в два бокала. Сначала Ниночке, потом себе. Он всегда держал для нее бутылочку особого, элитного, как она любит. Жаль только, случай сейчас неподходящий, иначе она обязательно бы оценила букет коньяка.
– Нина, выпей.