Тигр. Тигр!

— А что бы ты сделал, если бы этот… этот Абигайл предложил тебе там учиться?

— О сэр, это нечестный вопрос. Доктор Рапп мне не нравится, и я его даже не уважаю. Я люблю вас.

— В науке… нет места для личных отношений.

— Конечно же нет, сэр. Надо всегда быть объективным. Вы нас этому всегда учили.

— Что’т в сон клонит… и еще… Джеймс… я про Зуню.

— Так что же про Зуню, сэр?

— Он тебе нравится?

— Очень нравится, сэр. Вам понравится его учить.

— Н-не… н-не дай ему… Ты же знаешь, он пришел к нам из Принстона… Не дай ему сманить тебя в Принстон. Обещаешь?

— Никогда и ни за что, сэр. Раттерс, и только Раттерс.

И долгое, долгое молчание. Сухая трава перестала шуршать. Джеймс сунул голову в кабинет. Рядом с Профессором стояла пустая чашка, а сам он мирно скончался. Джеймс взял его в руки, пронес по балке до столба и соскользнул вниз, держа маленькое тельце в одной руке. Найдя нужное место, он трижды громко топнул по полу и повторил этот сигнал три раза. В конце концов из подземных глубин показался Крот Кроу.

— Это ты, Джеймс?

— Дядюшка Кроу, пойдемте, пожалуйста, со мной. Мне нужна ваша помощь.

Кроу ковылял рядом с Джеймсом, близоруко моргая на закатные сумерки.

— В чем дело, Джеймс? Неприятности?

— Профессор умер. Нам нужно его похоронить.

— Ну до чего жалко! Мы с ним так и не начали изучать астрономию. А где его тело?

— Да прямо здесь, у меня. — Джеймс подвел Кроу к солнечным часам, стоявшим посреди южной лужайки, — Покопайте здесь, дядюшка Кроу. Я хочу похоронить Профессора под постаментом.

— Нет ничего проще, — откликнулся Кроу.

Он быстро закопался в землю и исчез из виду. Время от времени из отверстия норы вылетали маленькие фонтанчики земли и песка. Через какое-то время Кроу снова появился.

— Все устроено. Уютная маленькая ниша прямо под центром постамента. Так где он сейчас?

Джеймс положил тельце рядом с норой. Кроу стал толкать его перед собой и снова исчез из виду. В конце концов из норы вылетел новый фонтан песка, и Кроу показался опять.

— Я его только присыпал, — сказал он извиняющимся тоном, — Нужно набить земли поплотнее. Ведь мы же не хотим, чтобы вмешались какие-нибудь грабители могил, верно?

— Конечно, — кивнул Джеймс. — Похорони его как можно надежнее.

Кроу закончил свою работу, пробормотал несколько слов сожаления и уковылял прочь. Джеймс долго еще стоял и смотрел на солнечные часы.

— Борец, — наконец сказал он и тоже пошел домой.

На потускневшей бронзовой пластине солнечных часов была вырезана строчка из бессмертного Томаса Генри Гекели [143]: «Великое завершение жизни это не знание, но действие».

ЧЕТЫРЕХЧАСОВАЯ ФУГА

К тому времени, когда случилась эта история, Северо-Восточный коридор [144]превратился в Северо-Восточные трущобы, раскинувшиеся от Канады до Каролин, а к западу достигавшие Питсбурга. Фантастические затхлые джунгли, где царило насилие, население не имело легальных средств к существованию и определенного места жительства, а налоговая инспекция, комитет по контролю за рождаемостью и прочие государственные службы давно оставили надежду выполнять свои задачи как положено. Гигантский уличный муравейник, карнавал жизни, всеми порицаемый — и всем доставляющий радость. Даже те немногие привилегированные счастливчики, кто мог бы жить в дорогих и безопасных Оазисах или вообще где угодно за пределами трущоб, вовсе не желали переселяться. Джунгли затягивали.

Каждый день здесь шла борьба за выживание. Проблем тысячи, но самая тяжелая — нехватка чистой воды. Питьевой почти не осталось, ее запасы давно израсходованы развитой промышленностью во имя светлого будущего. На крышах, разумеется, установлены резервуары для сбора дождевой влаги. Само собой, выручает и черный рынок. Но это практически все. Поэтому трущобы воняют. И похуже, чем двор королевы Елизаветы, имевший возможность мыться, но не видевший в этом смысла. Коридор не может себе позволить такой роскоши, как мытье, стирка, влажная уборка, поэтому его ядовитые миазмы легко учуять еще с моря, в десяти милях от берега. Добро пожаловать в Веселый коридор!

Теоретически обитатели побережья могли бы мыться соленой водой. На практике же это неосуществимо: десятилетиями попадавшая в море нефть копилась на пляжах и превратила их в Клондайк для компаний по переработке промышленных отходов. Эти территории раскуплены до последнего квадратного метра и защищены от посягательств вооруженной охраной и грозными надписями: «Частная собственность! Проход запрещен!» Реки и озера также обнесены проволокой под током. Сторожей и письменных запретов здесь нет, но имеются знаки: черепа со скрещенными костями. Не поймете намека — тем хуже для вас.