— Р-В-О, мадам. Расположение. Высота. Окружение.
Высокой привлекательной негритянке, умной и блестяще образованной, сильно мешал один недостаток: односторонняя телепатия. Она передавала свои мысли всему свету, но ничего не могла принимать. Однако, несмотря на взбалмошный характер и горячий темперамент, Робин Уэднесбери была методичным и внимательным инструктором джантации.
Класс пришел в школу, целиком занимавшую дом на 42-й улице, из Объединенного Военного Госпиталя. Они проследовали к необъятной джант-площадке на Таймс-сквер и старательно ее запомнили. Потом все джантировали в школу и обратно на Таймс-сквер. Затем так же гуськом прошли к Башне Колумба и запомнили ее координаты. Джантировали в школу через Таймс-сквер и вернулись тем же путем на Площадь Колумба.
Робин восстанавливала в памяти своих учеников, утративших способность к джантации, основные пункты, самые крупные общественные джант-площадки. Позже они будут запоминать новые и новые места. Ограниченные не только своими способностями, но и доходами. Ибо, чтобы запомнить место, надо побывать там и, стало быть, заплатить за дорогу. Круизы приобрели новое значение для сильных мира сего.
— Расположение. Высота. Окружение, — нараспев повторяла Робин Уэднесбери, и класс джантировал от Вашингтонских Высот до Гудзонского моста полумильными шагами.
Маленький сержант-техник со стальным черепом внезапно сказал:
— Так ведь высоты нет, мэм. На земле, мы.
—
Техник обдумал сказанное, затем спросил:
— Выходит, мы слышим, когда вы думаете?
— Именно.
— Но вы нас не слышите?
— Нет. Я односторонний телепат.
— А мы все вас слышим или только я, и все?
—
— Я порой побаиваюсь, мэм, — сказал человек с туго забинтованной головой. — А вдруг там уже есть кто-нибудь, и я прямо в него?
— Ну я же объясняла много раз. Каждая площадка рассчитана на нагрузку в часы пик. Вот почему личные джант-площадки такие маленькие, а площадка на Таймс-сквер в две сотни ярдов шириной. Вероятность столкновения там меньше, чем шансы попасть под машину на улице.
Забинтованный старшина нерешительно шагнул на чуть приподнятую площадку — круглую, залитую белым бетоном и разукрашенную ярким черно-белым узором для лучшего запоминания. В центре была подсвеченная табличка с названием и джант-координатами: широта, долгота и возвышение.
Пока старшина собирался с духом, площадка внезапно ожила потоком прибывающих и отбывающих людей. Фигуры на миг появлялись, оглядывались, ориентируя себя и устанавливая новые координаты, и исчезали. При каждом исчезновении раздавался слабый хлопок, когда воздух заполнял место, только что занятое телом.
— Внимание, класс, — предупредила Робин. — Пожалуйста, сойдите с площадки.
Рабочие в теплой одежде, еще осыпанной снегом, направлялись на юг к своим домам после смены в северных лесах. Белохалатники с молокозавода спешили в Сент-Луис. А из Гренландии, где уже был полдень, ринулись на обед в Нью-Йорк толпы «белых воротничков».
Наплыв кончился так же неожиданно, как и начался.
— Так, класс, продолжим, — сказала Робин. — О господи, ну где же мистер Фойл?! Вечно он пропадает!
— С таким лицом, как у него, нельзя его винить, мэм.
— Кошмарно выглядит, да, сержант Логан? Неужели нельзя вывести эти отметины?
— Они пытаются, мисс Робин, но ни один док не умеет. Называется «татуировка», и это вроде как забыто.
— А где же ему ее сделали?
— Бог знает, мисс Робин. Он у нас, потому что без памяти. Мозги напрочь отшибло. Может, оно и лучше, с таким лицом-то.
— Ужасно. Сержант Логан, не могла у меня случайно сорваться мысль и задеть чувства мистера Фойла?
Маленький человек со стальным черепом задумался.
— Нет, мэм, вряд ли. Вашим мыслям и мухи не обидеть. А у Фойла чего задевать. Тупое бревно, он, Фойл.
— Мне нужно быть осторожнее, сержант Логан. Понимаете, вряд ли кому нравится знать, что о нем думает ближний.
Фойл возник на джант-площадке и тихо ступил в сторону; плечи сгорблены, ужасное лицо опущено вниз.
— Практиковался, — пробормотал он.
Робин подавила отвращение и, подойдя к нему, ласково взяла за руку.
— Вам следует больше бывать с нами. Мы же друзья. Не уединяйтесь.