– Вы сказали «невозможным». Но, наверняка, можно было перелезть через преграду.
– Перелезть могли здоровые и сильные, это так; но как спасти больных, стариков и детей. Но, по крайней мере, хотя бы один член городского совета теперь убедился, что обвалы в Хукахоронуи могут заставить с собой считаться. Теперь он был готов ехать обратно в город и с энтузиазмом выполнять мои рекомендации. Мистер Джон Петерсен был первым мэром, его слова и поступки для всех значили очень много. Мы отправились обратно в город, чтобы начать действовать.
Гаррисон кивнул и пометил что-то в блокноте.
– Как звали человека, о котором Вы рассказывали мистеру Петерсену? Не могли бы Вы произнести по буквам?
– З-Д-А-Р-С-К-И-Й, Маттиас Здарский. Он был австрийцем, основателем науки о снегах.
Макгилл замялся.
– Я могу рассказать анекдот, который имеет отношение к нашей беседе с мистером Петерсеном.
– Пожалуйста, – разрешил Гаррисон. – Если это не уведет нас слишком далеко от основной задачи.
– Думаю, не уведет. Пару лет назад я работал в Западной Канаде – техническим экспертом по защите от обвалов. Со мной работал один картограф, у которого было задание начертить карту местности, с обозначением всех грозящих обвалом мест. Это была большая работа, но он почти уже справился с ней, когда однажды, вернувшись после ланча, обнаружил, что какой-то шутник начертил готическими буквами на месте каждого обвала: «Тигры – здесь», совсем как на старых картах.
Он лукаво улыбнулся.
– Картограф не оценил шутку, но начальник департамента взял карту, оправил ее рамкой и повесил у себя в кабинете как напоминание об угрозе. Видите ли, каждый в этой игре знал о Маттиасе Здарском и о том, что с ним случилось.
– Курьезный случай, – сказал Гаррисон. – Вы кстати его вспомнили. Рискуя занять еще немного времени, я хотел бы услышать, что же случилось со Здарским.
– Во время первой мировой он служил в австрийской армии. Тогда обе стороны – австрийцы и итальянцы – использовали снежные обвалы как оружие в Доломитах и Тироле. Известно, что в этих обвалах погибли восемьдесят тысяч человек во время войны. В 1916 году Здарский отправился спасать двадцать пять австрийских солдат, попавших в обвал, и сам попал в катастрофу. Ему повезло – он остался в живых, но это было его единственной удачей. У него было восемьдесят переломов и вывихов, и снова встать на лыжи он смог только через одиннадцать лет.
Зал притих. И тогда Гаррисон сказал:
– Благодарю вас, доктор Макгилл.
Он посмотрел на настенные часы.
– Кажется, настало время разойтись на уик-энд. Расследование возобновится в понедельник, в десять утра.
Он легонько стукнул молотком.
– Заседание окончено.
16
На следующее утро Бэллард отправился в госпиталь навестить Камерона. Он старался делать это как можно чаще, чтобы приободрить старика и составить ему компанию. Несомненно, Камерон был теперь стариком; катастрофа буквально сломила его – физически и морально. Макгилл сказал:
– Я навещу его завтра. Мне надо кое-что сделать для Штаба Глубокой Заморозки.
– Вечером я буду проезжать в том районе, – сказал Бэллард. – Я встречаю Стеннинга в Хэрвуде. Тебя подвезти домой?
– Спасибо, – сказал Макгилл. – Спроси тогда обо мне в офисе.
Бэллард нашел Камерона не в кровати, а в инвалидной коляске, укутанным в одеяло, несмотря на то, что день был очень жарким. Он беседовал с Лиз Петерсен, когда Бэллард вошел в комнату.
– Привет! – сказала Лиз. – Я только что рассказывала Джо, как Майк пробовал заставить нас оцепенеть от страха, когда давал показания вчера.
– Да, похоже, он заставил Гаррисона немного испугаться.
Про себя он счел бестактным рассказывать о страданиях попавшего в обвал Здарского человеку, который сам стал жертвой обвала, и ему стало интересно, сколько уже успела рассказать Лиз.
– Как ты себя чувствуешь, Джо?
– Сегодня с утра немного лучше. Я мог бы остаться вчера и после полудня, несмотря на моего бестолкового врача.
– Делай, что он говорит, – посоветовал Бэллард. – Как тебе кажется, Лиз?
– Я думаю, Джо надо делать, как ему нравится. Врачи не могут знать все на свете.
Камерон засмеялся.
– О, как здорово, когда здесь прекрасная девушка – особенно если она на моей стороне. Но тебе в самом деле не надо здесь торчать, Лиз.
Он кивнул в окно.
– Тебе надо быть на воздухе, наслаждаться солнышком. Может быть, на теннисном корте.
– У меня остается масса времени на теннис, Джо, – сказала она. – Вся оставшаяся жизнь. Они здесь хорошо за тобой ухаживают?
– Хорошо, наверное, как и в любом другом госпитале. Еда отвратительная – у них слишком много диетологов и слишком мало поваров.
– Мы пришлем тебе что-нибудь вкусненькое, – сказал Бэллард. – Пришлем, Лиз?
Она улыбнулась.
– Я готовлю дома совсем неплохо.
Они оставались до тех пор, пока Камерон их не выпроводил, говоря, что молодые люди могут подыскать более интересное занятие, чем сидеть в госпиталях. На солнечной улице Бэллард сказал:
– Ты спешишь куда-нибудь, Лиз?
– Вообще-то нет.
– Может быть, позавтракаем вместе?
Она отчасти заколебалась, но ответила:
– Неплохая идея.