Тигр на свободе

— Он называется «Погребок двух сестер». Еда здесь настоящая и, кроме того, можно заказать все, что угодно — от убийства до спутника на вечеринку с наркотиками. Однако учтите, сюда допускаются только посвященные. Сегодня вы пришли со мной, а это достаточная рекомендация. Но не вздумайте выдать никого из присутствующих, иначе получите пузырек с соляной кислотой в лицо.

— Как? А полиция…

— Полиция обходит такие заведения стороной. Это хорошие источники информации и их предпочитают сохранять. Запомните, что я вам сказал.

— А вы не из полиции?

— Нет, — ответил я, — но моя профессия помогает мне многое видеть и знать.

— Что же это за профессия? — Я пожал плечами.

— Короче говоря — агент. Мы ходим непроторенными тронами, разведываем недра. Последние пять лет я занимался каучуком, потом цинком и вольфрамом, а теперь — красным деревом.

— Вам нравится ваша работа?

— Да, если бы не жара и холод, не москиты и змеи, и не бандиты. А вам нравится ваша профессия?

— О, я довольна.

— Почему вы не занимаетесь только живописью?

— Это приносит мало денег. Кроме того, меня интересует работа в ООН. По-моему, там делаются дела мирового значения.

— Вы так считаете?

Она не успела ответить, как раздались протяжные звуки цимбал. Вслед за ними вступили флейты и барабаны. В центре зала появились шесть смуглых темноволосых танцовщиц и закружились под протяжную восточную мелодию. На них были только прозрачные покрывала.

Музыканты постепенно убыстряли темп и девушки кружились все стремительнее. Покрывала обвивали их спиралями, лица зрителей побледнели и покрылись испариной. Я заметил, что Грэтхен дрожит как в лихорадке. Сжав руки, она наклонилась вперед, как будто в любое мгновение готова была вскочить, сорвать с себя платье и броситься на сцену.

В центре круга танцовщиц появился араб в белом бурнусе и с длинным хлыстом. Время от времени он обвивал им талию той или иной танцовщицы и привлекал ее к себе.

С ударом литавр девушки исчезли, и в луче прожектора появилась женщина необычайной красоты, вероятно, евразийка. На ней не было ничего, кроме звенящих колец на руках и ногах. Угольно-черные волосы свисали до пояса и при каждом движении открывали ее юную грудь.

На лице араба отразилось желание. Он щелкнул хлыстом и обвил его вокруг талии девушки, как будто хотел перерезать ее пополам. На ее коже хлыст не оставил никакого следа. Она освободилась и продолжала танцевать.

Одна женщина привстала со своего места, судорожно вцепившись в край стола. Позади нее стоял наготове официант, чтобы успеть удержать, если она бросится на сцену. По-видимому, такие вещи здесь случались.

В конце концов, араб схватил танцовщицу и притянул ее к себе. Ритм музыки стал яростным. Он распахнул бурнус и окутал им девушку. Зазвенели цимбалы, пара опустилась на пол и прожекторы погасли.

Зажгли обычное освещение. Сцена была пустой.

— О, боже! — простонала Грэтхен.

— Понравилось?

Она с недоумением посмотрела на меня.

— И вы можете оставаться спокойным?

— Я видел это уже не раз. А вы чуть было не спрыгнули вниз на сцену.

Она покраснела.

— Это действует как гипноз.

— В этом цель номера.

— Все-то вам известно… хищник.

Официант принес заказ и исчез.

— Сколько языков вы знаете? — спросила она.

— Еду, питье и женщину могу потребовать почти на всех языках, но обычно предпочитаю английский. — Я замолчал, а потом как можно небрежней спросил: — Вы давно знакомы с Эдит Кен?

— С начала ее работы в ООН.

— Вы близкие подруги?

— Довольно. Кстати, почему вы не взяли ее с собой сегодня? Мне кажется, вы все-таки поссорились.

— Она рассказывала вам о своей семье?

— Пару раз. Они довольно известные в Англии люди — аристократы, военные, дипломаты и так далее. Она тоже решила заняться чем-нибудь серьезным и поэтому поступила в ООН.

— Как вам работается с Бертоном Селвиком? — спросил я. Она состроила гримасу.

— Мне не так часто приходится иметь с ним дело. Я только дважды помогла его аппарату. Он очень милый.

— То есть?

— О, у мистера Селвика такое своеобразное английское чувство юмора, он так любит приправлять работу шуткой. Все женщины в ООН его обожают. Мистер Селвик очень умен и напоминает профессора, которого и когда-то знала.

— Где?

— В колледже, в Нью-Йорке.

— Эдит, кажется, высоко его ценит?

— Это потому, что они соотечественники. Когда вместе обедают, то говорят только об Англии. Кроме того, они часто работают вместе в его кабинете. Эдит готова трудиться день и ночь без всякой оплаты, лишь бы внести свою лепту, как она выражается.

Да, внести лепту в сбор информации, подумал я про себя, а вслух сказал:

— Такой она была всегда. И при этом не болтлива.

— Так и должно быть. Нас всех проверяет служба безопасности, а болтливый человек долго в ООН не задерживается.

Официант принес блюдо с кушаньями, издававшими сильный пряный аромат.

— Что это? — спросила она.

— Лучше, думаю, не говорить, — ответил я. — Просто попробуйте.