– Я достаточно хорошо вас знаю, чтобы заметить, что вы нервничаете даже тогда, когда пытаетесь это скрыть. Кроме того, как-то вы мне сказали, что когда вам нужно как следует о чем-нибудь подумать, вы поднимаетесь на вершину Гусиного холма и сидите там в одиночестве. Я заметил вас там, еще когда ехал от фермы Стэффорда, и, думаю, вы ни разу не пошевельнулись, пока я пересекал долину.
– О, но я просто вспоминала былое и мечтала. – Я колебалась, стоит ли говорить, но все же призналась: – И, пожалуй, правда, немножко волновалась из-за Элинор.
– Вот как! – он бросил на меня быстрый взгляд. – И почему?
– Наверное, просто мои обычные глупости. Она уехала недель на семь-восемь, и в течение первого месяца писала мне по два письма в неделю. Но потом ее письма стали… не знаю, как сказать. Какими-то странными. Совсем нехарактерными.
– А что в них такого особенного?
– Во-первых, они перестали быть регулярными, а, во-вторых, они какие-то обрывистые. Она начинает о чем-то писать, потом вдруг перескакивает на что-нибудь совершенно другое, так что иногда бывает даже трудно понять, о чем речь. О, я понимаю, что это звучит как ерунда, но я и в самом деле волнуюсь, мистер Хэйуорд. Еще до того, как ее письма изменились, она писала, что познакомилась с англичанином, который живет в той же гостинице, что и она, и как ни пытается она избежать его общества, он все время возникает перед ней. Впечатление, по ее словам, такое, будто ее преследует привидение. Она очень много шутила по его поводу, прямо как прежняя Элинор.
Я, немного смущенная, остановилась, чтобы перевести дыхание. Решив высказать свои опасения, я буквально обрушила их на голову Дэвида Хэйуорда. Казалось бы, он должен был над ними посмеяться, потому что до сих пор я не назвала ни одной серьезной причины для беспокойства, да и не смогла бы ее назвать, но он довольно мрачно сказал:
– Продолжайте, Джейни.
– Потом ее письма становились все более чудными, словно она не в себе. Они сделались совсем короткими, и несколько раз она упоминала в них этого человека, но уже больше над ним не смеялась. Мне показалось, что они подружились. Потом она переехала из Триккалы в Коринф, но его продолжала упоминать, будто он по-прежнему находится с нею.
– Она – не ребенок, – тихо промолвил Дэвид Хэйуорд. – Если она подружилась с мужчиной, значит, ей того захотелось.
– Но Элинор не будет путешествовать с мужчиной! Я знаю, все говорят, что она ведет себя совершенно невозможным образом, что ей безразличны условности. В некоторых отношениях это действительно так, но в других она неукоснительно соблюдает все правила поведения. Ах, все это так трудно объяснить. Она говорит, что получает мои письма, но, по сути дела, не отвечает на них, словно не понимает, о чем я в них говорю. И потом… ее нет уже больше трех месяцев.
Мы проехали рощицу и начали потихоньку подниматься к ферме Стэффорда.
– Возможно, она влюблена. Это, полагаю, все и объясняет, – произнес Дэвид.
Нащупав в кармане бриджей два листка бумаги, покрытых размашистым почерком Элинор, я, после некоторого колебания, протянула их ему.
– Это последнее письмо, которое я получила от Элинор. Оно пришло около недели назад. Я взяла его на Гусиный холм, чтобы еще раз прочитать.
Сделала я это в надежде найти в письме хоть что-нибудь, что могло бы меня успокоить и чего я, возможно, при первом чтении не заметила. Надежды мои оказались, однако, напрасны. Письмо гласило:
"Дорогая Джейни!
Твое письмо я получила, кажется, в четверг. Надеюсь, у тебя все хорошо. Пока у меня нет никаких заметок, которые ты могла бы перепечатать на машинке. Почему я так мало работала на прошлой неделе? Или я вообще уже давно не работаю?
Как глубок канал Коринфа! Как далеко внизу он находится! У меня закружилась голова, и я готова была броситься вниз с моста, но он держал меня под руку. Что мне делать?
Все время стояла жара, и мистер Куэйл посоветовал мне отдохнуть, потому что я слишком много работала и переутомилась. Как тяжело взбираться на мыс Суньон, особенно в утренние часы.
Живи хорошо, будь сильной и всегда оставайся самой собой, Джейни, всегда оставайся самой собой. Греция так прекрасна. Я отсутствую, по-видимому, уже очень давно и собираюсь вскоре вернуться. Пожалуй, это мне поможет.
Сегодня вечером мы чудесно поужинали на крыше одной из небольших гостиниц. Дул легкий ветерок, было прохладно, играли греческие музыканты. Совершенно очаровательно, уверена, тебе бы тоже понравилось.
Пишу это письмо перед тем, как лечь спать. Помолись за меня, Джейни.
С огромной любовью,
Элинор".
Мы остановились неподалеку от фермы, чтобы Дэвид Хэйуорд мог спокойно прочитать письмо. Я заметила, что он делается все более хмурым. Перечитав письмо дважды, он вернул его мне. В глазах его застыло огорчение.
– Я ничего не понимаю, Джейни.
– Я тоже. Но мне хотелось, чтобы вы увидели, что ее странности как-то не похожи на странности влюбленной. Ведь влюбленные пишут не такие письма?
– Нет, совсем не такие. В нем какие-то… отчаянные нотки.