Тяжелый дивизион

— А за караул вы поручитесь? — Соловин нагнул в его сторону большую бородатую голову.

— Н-да. Так что же это — бедствие, что ли?

— Не знаю, не знаю. — Соловин поднялся и вышел из дома.

— Я и за командира батареи не поручусь, — вырвался Дуб. — Надо посоветовать ей перебраться на ночь куда-нибудь подальше.

— Неужели действительно может что-нибудь случиться? — спросил Андрей, едва скрывая возмущение.

— А вы, батенька, слышали, что случалось на маневрах, когда солдаты без командного состава встречали женщин?

— А с командным составом?

Пошли рассказы о том, как каторжники, остававшиеся несколько лет без женщин, напали на политическую заключенную, которая была брошена в камеру тюремщиком-самодуром. Как вообще звереет человек, долгое время лишенный женщины.

Говорили со смаком. Не могли остановиться, перебивали друг друга.

— Вот у англичан за каждой дивизией идет отряд женщин. В конце концов, это разумно, — осторожно начал Дуб. — Разве не так? А то вот до чего доводят человека…

Кольцов, лежа на постели и мотая в воздухе синими носками, мечтал:

— Эх, нет лучше как на оккупации. Никаких отрядов не нужно. Сами липнут.

— Вы бы уж о Магометовом рае лучше мечтали. Со всеми удобствами. И главное — для битых не делают ис'лючения, был бы толь'о военным, — язвил Алданов.

— А что ж, хорошая религия, — не заметил насмешки Кольцов.

— Мы не англичане. У нас по-российс'и, — продолжал Алданов.

— При нашем штабе тоже есть букетец.

— У нас не столь от'ровенно, но зато для избранных.

— Да что вы говорите! — встрепенулся Дуб. — А где он?

— Иван, седлай коня поручику Дубу! — крикнул Кольцов.

Все принялись хохотать. Дуб обиделся. Смех разрядил атмосферу.

Нетрудно было представить себе, что и в других местах идут такие же разговоры. Может быть, у кого-нибудь уже зреют решения. Может быть, безрассудные, подсказанные долго сдерживаемым и наконец прорвавшимся чувством.

Поздним вечером пришел приказ наутро выступить дальше на север по шоссе Холм — Влодава. Нужно было беречь силы, и Андрей прикорнул на полу под слегка позванивающим темным брюхом рояля.

О ночных происшествиях каждый рассказывал по-своему. Можно было заключить из этих противоречивых, сбивчивых версий, что в полночь все-таки произошла трагикомическая встреча наиболее настойчивых сатиров у окна девушки.

Из героев называли: кадета, Станислава, разведчика Федорова и телефониста Ханова. Шепотом добавляли, что разогнал компанию соперников и остался на поле битвы поручик Кольцов…

Между тем части 3-го Кавказского корпуса, с которым батарея отступала от галицийских границ, уклонились к востоку, и теперь дивизион придали особому отряду, состоящему из полков петербургской гвардии.

Наблюдательный глаз легко мог заметить перемену по увеличившимся обозам, по фурманкам капитальной работы, по новеньким, чистым брезентам на орудиях, по подтянутости солдат, давно уже утерянной армейскими частями.

Но не было больше подобранных один к одному великанов, сливавших бетонные плечи в непоколебимую стену лейб-гвардейских смотровых рядов. Цвет сибирского и украинского молодечества давно уже полег на галицийских, привислинских и прусских полях, в лесных массивах Августова. Маршевые роты в гвардии больше не отличались от армейских пополнений.

И офицер пошел не тот. Отпрыски дворянских столбовых родов, шедших из поколения в поколение по гвардии, окопались в питерских запасных батальонах и боялись фронта, как черт кадила.

Павловцы заняли на бивуаке едва просохший на ветру перелесок. Через дорогу наискось у деревушки стали финляндцы.

Две халупы у околицы заняла оторвавшаяся от полка команда конных разведчиков-гренадеров.

Павловцы со снисходительной вежливостью позвали в гости Кольцова, Алданова, Дуба и Андрея. Вестовые достали из кожаных чемоданов красное вино и фрукты в папиросной бумаге. Прапорщики и поручики из столичных адвокатов и инженеров, в сущности, мало отличались от армейской офицерской массы военного призыва и потому особенно подчеркивали свою принадлежность к гвардейским частям. В рассказах они преувеличивали потери и боевые успехи гвардии. Они готовы были отвести ей роль гвардии Наполеона — решающую роль в каких-то будущих, последних боях.

Алданову гвардейское общество не понравилось.

— Пар'етные шар'уны, — неодобрительно качал он головой. — А с'ажите, слышали вы что-нибудь про боевые подвиги гвардии? Уж поверьте, если б что-нибудь было — рас'ричали бы на всех пере'рест'ах.

За гвардию вступился Дуб:

— Как вы так говорите, Александр Кузьмич? А под Ломжей как ее «чемоданами» громили!

— А 'ого не громили?

— А в галицийских боях?

— Извините, извините, поручи'. Под Высо'им австрийс'ую гвардию разнесли гренадеры, а не гвардейцы.

— Это верно, — вмешался, остервенело кусая ногти, Кольцов. — А теперь, в безобразовские времена, — это не гвардия, а позор.

— Ну-ну, армейская зависть заговорила, — ехидничал Дуб. Его лицо молочного поросенка и уши излишне порозовели. — А все-таки гвардейцы — это цвет армии. И офицерство гвардейское — не чета армейскому, даже и артиллерии.

— Та' что же вы в гвардию не пошли, молодой челове'? — 'иш'ой не вышли?