Тяжелый дивизион

«Неужели попадет сразу, как по костелу?» — подумал Андрей.

Кольцов скомандовал: «Шрапнелью!» — и через минуту белый дымок медленно таял высоко в небе, где-то там, над немецкими тылами.

— Журавль! — с досадой сказал Кольцов и увеличил трубку. На этот раз шрапнель зарылась в землю, и только легкий вихрь пыли показал место разрыва.

— Вот черт — клевок! Что такое? — обругался Кольцов.

Новая команда — и на этот раз над колонной повис белый султан дыма на синей подкладке. Серые человечки побежали в разные стороны. Двое из них упали.

— Первое, огонь! — нервно закричал Кольцов, словно хотел, чтобы его самого услышали на батарее.

Еще дымок чуть повыше, над тем же местом, — человечки бегут врассыпную.

— Огонь! — кипятился Кольцов.

— Ваше благородие, их высокоблагородие командир батареи спрашивают, по чем стреляете? — внезапно кричит кверху затихший было телефонист.

— Скажи — по колонне резервов.

— Ваше благородие, их высокоблагородие приказывают прекратить огонь.

— Сейчас, я сам. — Кольцов торопливо укладывает бинокль в футляр и змеей скользит по лестнице на нижнюю площадку, где телефон.

Он кричит в трубку, старается доказать командиру батареи, что он, Кольцов, блестяще пристрелял колонну, что огонь следует продолжать, что нужно всего лишь какой-нибудь десяток шрапнелей. Но командир, по-видимому, неумолим.

— Слушаю, стрельбу прекращаю, — говорит наконец голосом поставленного в угол школьника Кольцов. Он не привык скрывать настроения, и лицо, вытянутое, небритое, с горящими глазами, выражает величайшее неудовольствие.

Телефонист и наблюдатель смотрят в сторону, но Андрей чувствует по их бритым затылкам, что они сдерживаются и готовы фыркнуть…

Кольцов вновь вооружился биноклем и стал обозревать горизонты.

— Говорят, снарядов нет, — шепчет он Андрею. — Штаб дивизии приказал не больше трех на пристрелку, и дальше ни одного снаряда без разрешения штаба. Штаб дивизии! Чихнуть нельзя без штаба дивизии. В Галиции мы не считали патроны… и победили… — Он обиженно замолчал.

V. Хлор, несомненно, портит характеры

Вечером перед сном командир батареи, стягивая сапоги, говорил Андрею:

— Ну что ж, я думаю, вам лучше всего в телефонисты. Тяжеловато. Ну, так на то война. Но я вам лошадь дам. На походах будете за разведчика, на позициях — телефонистом. — Не спрашивая согласия Андрея, он тут же позвал фельдфебеля и, уже лежа на койке, приказал ему выделить для вольноопределяющегося Кострова рыжую кобылу Шишку. Она-де лошадь спокойная, но быстрая. Красоты в ней большой нет, но вообще она подойдет.

— Слушаю, — ответил фельдфебель. — Шишка у нас всех быстрее. Красотку и Женю, если что, обгонит. — Красотка и Женя были красавицы кобылы, с тонкими, изящными ногами, всегда резвые, играющие, любимицы батареи. Ходила Красотка под поручиком Дубом, Женя — под разведчиком Федоровым.

Июнь стоял сухой и жаркий. Лес, закрывавший позицию со всех сторон, умерял жгучую волну полевых ветров. От укутанной камышами, заболоченной Равки вечерами даже тянуло прохладой. В зеленых палатках, на зеленом травяном подстиле, под зеленым шатром дышалось и спалось легко.

Днем на фронте только дымки кухонь выдавали присутствие зарывшихся в землю людей. Ночью же ожесточенная оружейная трескотня то и дело переплеталась с пулеметной строчкой. В эту непрерывную ленту звуков изредка врывались узлы пушечной пальбы и мягкие, словно подземные, взрывы мин и фугасов.

Два или три раза пели немецкие шрапнели над самой батареей, осыпая круглыми неуклюжими пулями лесные закоулки, где не было ни души. Но, в общем, позиция оставалась тихой, мирной лесной опушкой, на которой сотня человек пили чай, обедали, ужинали, спали, играли в карты, спорили между собою, валялись на траве. И в то же время все ожидали боя, который должен был вихрем и громом смять, уничтожить это тихое существование.