Through impossible (СИ)

Но та ничего не говорила, смотрела на неё и молчала, не вздернув и мускулом. Та подозвала к себе тех парней, что шатались с Сэмом и они окружили её. Отлично, больше народа-больше паники. А Кай хотела лишь домой пойти. Бунтарка встала и осмотрела парней пустым взглядом. Для неё они не проблема. Главная тут проблема — контроль над Симбионтом. Это пострашнее двухметровых придурков. Приподняв уголки губ, она краем глаза заметила камеру слежения и только сказала:

—Сдавала на анализы, что в этом такого?

А на лице та подлая и довольная моська.

«Там камера, обезвредишь?» —подумала.

«Пф, обижаешь» —ответил, как в камеру полетело что-то острое, что перервало все провода и механизмы. Те отвлеклись, заметив то, что на месте Кай не обнаружилось, они посмотрели по сторонам и заметили, как она перескочила перилла и скатилась по другим, говоря:

—Dosvidaniya.

Выбегая из колледжа, она выпустила поток пара, отдышавшись.

—Надо было им тумаков дать, они плохие же парни? —Токсин как ребёнок, которому всегда приходилось объяснять.

—Плохие, но там камера была и много свидетелей. В следующий раз как-нибудь, Токсин, а теперь надо валить, пока не догнали, черта с два.

Токсину всегда надо было что-то объяснять, хотя он иногда говорил такие вещи, о который даже Кай толком не знала, и от этого и захватывающе! Пока девчонка выбежала из учебного заведения, встретилась по дороге с однокурсниками — Ник и Крис. Они стояли перед ней столбами, будто вышколенные старшеклассники. Застенчивые и высокомерные, хорошо одетые и совсем наперекосяк, привлеченные деньгами, они были совершенно одинаковы в свете солнца. Как рентгеновский луч, он делал их беззащитными. Она прошла мимо них, помахала рукой в знак прощания и перепрыгнула маленький забор, и перебежала через дорогу.

«перекусим?» —предложил Симбионт.

Мятный раф-кофе за столиком. Ветер от конденсатора развевал ее волосы и переворачивал страницы блокнота, в котором хранятся очерки истории, которая посетила недавно Кай. Это были маленькие цитаты тех, кто оставил след в душе. Там были словечки Питера Паркера, такие как:

«вау! звучит круто!»

«может, не надо? КАЙ! ХВАТИТ!»

Любимые выражения Гарольда об алкоголе, о состоянии вокруг:

«может, выпьем?»

«ой, знаете, время свалить»

В блокнот не могли и не попасть Эдди с Веномом:

«МЫ-ВЕНОМ»

«Откусим бошки этих плохишей! В одну кучу головы, в другую тела»

«Привет, террористка»

И, конечно, Тейлор. Любимая Тейлор.

«Кай, милая, все будет хорошо»

«Кай, ты ЖИВА!»

«Это опасно, но ты сможешь»

Корявый почерк заставил вспомнить девушку о том, что мама любила заниматься таким же, только шрифт у нее был очаровательный. Девушка прикрыла глаза и слегка натянула на лицо улыбку, выдыхая из уст слова:

Привет, мам.

Я только сейчас понимаю, что были вещи, которые были для меня очень важны, но которые ты никогда мне не говорила. И, да, я виню тебя во многом. Мы все люди, и ты была таким ж обычным человеком, который просто хотел что-то, пусть даже злое. Я ненавидела тебя, и до сих пор ненавижу. Сейчас я бы сказала тебе, что хотела услышать от тебя некоторые слова. Забавно, что когда могла сказать, совсем не получалось, а теперь… Может, ты все это время пыталась научить меня быть жестокой и показать реальность?

К черту, мам, я буду верить, что однажды, ты хотела сказать бы мне:

— ты красивая, малышка кайли.

— ты не должна мне ничего доказывать, потому что я люблю тебя такой, какая ты есть уже.

— ты мой маленький гопник.

Почему я уверена в том, что ты действительно хотела, но не смогла сказать мне:

— у тебя звонкий и мелодичный смех. я хочу, чтобы ты смеялась чаще, солнце.

— ты имеешь право на ошибку. я не буду тебя любить меньше, если ты оступишься.

Но ты была так увлечена своей жизнью и своей идеей, что забыла, что мне нужно было знать, что:

— с кем бы ты ни была в отношениях, для меня ты всегда будешь самой любимой.

— прости, если давила на тебя и не понимала, что тебе просто нужны были мои объятия.

— прости, что не объяснила тебе, что такое месячные, и тебе пришлось разбираться со всем самой.

Черт, ты забывала, что простые слова могли значит для меня тогда намного больше, чем поступки. И всё, что я хотела услышать, это банальная фраза от тебя:

— я люблю тебя.

Я ХОТЕЛА ЭТОГО, ПОНИМАЕШЬ?

И… мне жаль, что ты никогда не скажешь мне ни одну из этих фраз, но просто спасибо, что ты была моей семьёй.

Бунтарка прикрыла ладошками лицо и из глаз пустились первые капли слез, от отчаяния, от чувства вины на своих маленьких, хрупких плечах. Холланд просто хотела нормально жить, нормально общаться, нормально любить. А когда, был шанс на все это, надежда стала призрачной и выскользнула из рук, как мокрое мыло в душе. Может, она и не любила своих родителей? А может и любила? Когда она приходила домой, со двора, в квартире вечно стоял запах терпкого вина и дорогого алкоголя. Отец ценил напитки, как и мать. Где-то в коридоре вечно ьыло слвшно отголоски старых пластинок с джазом, проигрываемые на граммофоне.