Я знала, контроль и дисциплина – самые важные аспекты обучения (по крайней мере, так было принято считать), и велела самым суровым тоном а-ля выпускница педагогической школы: «Отложите ручки в стороны и послушайте». Дети вроде бы даже стали слушать. Кроме двух. Директор у себя в бумагах написал: «Плохая дисциплина, ученики разговаривают и не выполняют задание». У меня начались проблемы. Руководство поручило мне «навести порядок» за три недели. Порядком они называли тихий и безропотный класс, рассаженный рядами по одному. Учитель говорит – остальные молчат. И пишут. И так весь урок. Я расстроилась и вновь подумала об уходе из школы. Быть может, педагогика – не мое? И по сей день многим учителям знакомо это чувство. Система давит на них, заставляя работать на сдачу контрольных и экзаменов, и бедняги вынуждены механически по сто раз выдавать один и тот же материал. Появились мультимедийные средства, а методы остались те же. Никакой гибкости, никакого творчества и практически никакой совместной работы учителя и ученика.
Но я от природы бунтарка, и мне пришла в голову безумная идея. Я все рассказала ученикам и попросила их вести себя тихо и мирно, если директору вдруг приспичит снова зайти в кабинет, а иначе меня уволят. Так им и сказала: уволят. Я ребятам доверяла, да и терять мне было нечего. «Хотите, чтобы я осталась в школе и продолжила преподавать в своем стиле? Тогда помогите мне!» Договоренность с учениками была дерзким шагом с моей стороны. Но я решила, что у нас все получится. План был такой: вести уроки в моей манере, пока директор не замаячит на горизонте. В этот момент ученикам следует прекратить разговоры, развернуться лицом к доске и сделать вид, будто они внимают моим нотациям.
И вот несколько дней спустя я увидела, что директор направился по коридору в нашу сторону – прекрасная возможность потренироваться. Я молнией метнулась к доске, а дети замолчали. И все прошло так, как и было задумано! Участие в «заговоре» детям понравилась. Лорен Рут, в прошлом моя ученица, а ныне доцент кафедры скульптуры в Университете штата Калифорния в Чико, сказала: «Одно из главных достижений Woj в том, что ей удалось сломать привычную всем школьную иерархию. Она в принципе шла против системы. В жизни каждого ученика ей нашлось важное место – и это было не место родителя, скорее роль соучастника преступления; она нам доверяла настолько, что мы могли вместе нарушать правила – и получать от этого удовольствие».
Через некоторое время директор зашел к нам в кабинет, и в классе было тихо. Реально тихо, как в морге. И триумф на моем лице. «Рад видеть, что вам удалось дисциплинировать учеников», – сказал он, а потом поинтересовался, как я это сделала всего за пару недель. Я ответила: «Да очень просто. Довела до детей мысль, что я тут главная, и прекратила улыбаться. Все по букве учебников педагогики». Я снова ощутила прилив сил.
В 1986 году я шла мимо магазина в торговом центре Лос-Альтос и увидела на витрине Macintosh. Компьютер. «Привет!» – высветилось на экране, как будто машина решила поговорить со мной. Я никогда раньше такого не видела, но решила, что Макинтош будет получше пишущих машинок, за которыми работали мои ученики. На текст одной статьи в школьную газету уходило по нескольку часов. Некоторые ребята печатать вовсе не умели, и мне приходилось нанимать наборщика за доллар в час. Опечатки и ошибки не исправить, приходилось весь текст набирать заново… Макинтош решал все проблемы, только вот денег не было. А потом я чисто случайно наткнулась на конкурс грантов штата Калифорния. Я заполнила заявку на семь компьютеров Macintosh. Руководство школы сразу предупредило меня, что конкурс очень серьезный. Не слишком-то воодушевляет, так? И все же кто получил грант весной 1987 года? Семь красивых новеньких компьютеров прибыли в мой кабинет. Точнее, в трейлер.
Я была в восторге, хоть и не умела их включать. Несколько недель оборудование стояло в подсобке нашего кабинета, пока я не объявила ученикам: «С превеликим удовольствием сообщаю, что мы выиграли региональный грант, и теперь у нас есть семь новых компьютеров!» Ребятки-то знали, что такое компьютер, вот только Макинтошей вблизи не видели. Во всей школе не нашлось человека, который умел бы ими пользоваться. В администрации мне сказали, «это просто игрушки», и мне никто не поможет. Наверное следовало расстроиться, даже испугаться, я же училась на политолога и филолога, не на технаря. Простой пример моего невежества: когда я в первый раз попыталась воспользоваться Макинтошем, я не поняла, куда делись слова с экрана. Оказалось, я слишком далеко прокрутила текст. Я даже не знала, как работает прокрутка. Зато мои ученики оказались куда более способными и с радостью мне помогали. «Без проблем, – сказала я администраторам. – Мы с ребятишками сами во всем разберемся». И мы собирались после уроков и на выходных, настраивая компьютеры и учась ими пользоваться.