- Нам надо поговорить, - сказал Сириус, как только Гарри ответил на стук в дверь своей спальни. Лицо мальчика было покрыто мелкими капельками пота: видимо, он тренировался.
- О чем? - Гарри отступил в сторону, чтобы впустить крестного.
- О тебе.
- Меня там не было, - автоматически ответил крестник. - И мой учитель музыки сказал, что я молодец.
- Не о школе. - Сириус уселся на кровать Гарри. - Только о тебе.
Мальчик нахмурился и прислонился спинок к шкафу.
- Ты мало со мной общаешься, проводишь много времени за тренировками с Мигелем или без него. Я волнуюсь. Что это за упорство такое?
- Я не понимаю, к чему такие вопросы? Я занимаюсь с Мигелем, я успеваю в школе и …
- Это хорошо, продолжай в том же духе. Но я боюсь, что ты тренируешь себя... для Волдеморта.
- Мне просто нравиться. Вот и все.
- Послушай… Я согласился на эти тренировки потому, что это пошло бы на пользу тебе, а не пророчеству и всему магическому миру.
- Я хочу стать воином, Сириус, а не просто волшебником, который умеет выполнять только одно заклинание.
- Почему ты хочешь стать лучшим? Почему именно воином? Ты можешь заняться еще чем-нибудь…
- Например, сексом с Каталиной? - в голосе Гарри звучала злоба.
- Гарри Поттер! - рявкнул Сириус, вскакивая с кровати.
- Ну, скажи все, что ты обо мне думаешь!
Сириус облизнул губы. Его крестник становится очень темным и опасным, и только сейчас еще что-то можно изменить.
- Я боюсь, что… что ты хочешь навредить людям.
Гарри посмотрел на своего крестного так, будто у того вдруг выросла вторая голова.
- Почему ты так думаешь?
- Ты всегда был немного меланхоличным,… но в последнее время ты стал… темным.
Гарри открыл рот, чтобы возразить, но передумал это делать.
- В последнее время... я чувствую этот путь, - он говорил почти шепотом. - Я не могу не думать о том, что произошло с моими родителями, о том, что случилось в Англии… Кто-то хотел меня убить. И я боюсь его.
- Я знал, что для этой истории ты слишком мал, - пробормотал Сириус. Он протянул руку крестнику.
Гарри нашел облегчение в объятиях своего крестного.
- Я рад, что мы здесь. Ты счастлив?
- Да, Гарри... Думаю, я счастлив.
- Хорошо.
[1] - пандейру - тип ручного барабана (напоминает небольшой бубен).
Глава 11, в которой против тролля выходят иные лица, чем мы могли себе представить
Рон поднял руку насколько мог высоко, сильно махнул ею, и изобразил на лице нетерпение. Общий эффект был немного подпорчен тем, что мальчик не удержался и, закатив глаза, хмыкнул. Но, в общем, это было очень похоже на то, как Гермиона Грейнджер пытается ответить на вопрос профессора.
Дин и Симус расхохотались. Когда Рон завизжал: «Ах, пожалуйста, профессор, можно мне, можно мне, я знаю все!» они засмеялись еще сильнее. Несколько студентов прошли мимо них по внутреннему двору школы. И Гермиона, как заметил Рон, была среди них. Девочка бросила вопросительный взгляд на смеющуюся компанию, ее лицо и взгляд выражали настолько горькую обиду, что могли прожечь большую дыру в деревянной двери. Проходя, она чуть не сбила Рона с ног. Конечно, специально. И она плакала. Дин и Симус перестали смеяться.
- Ну… Должна же она знать, как это выглядит, - неловко сказал Рон, прежде чем сменить тему разговора.
Невилл Лонгботтом наблюдал за этой сценой. Но вместо того, чтобы вмешаться, он только бросил укоряющий взгляд на покрасневшего Рона.
Чуть позже, в Большом Зале, во время празднования Хэллоуина, Уизли начал чувствовать себя плохо. Только одну минуту он отдал должное ужину, но потом стал время от времени поглядывать на пустое место рядом с Парвати Патил. Аппетит его приуменьшился при мысли о той сцене с Грейнджер.
Невилл вряд ли ненавидел много вещей, но он совершенно точно ненавидел Рона. Какой человек мог довести до слез девушку только для того, чтобы произвести впечатление на свое общежитие? Невилл не видел Гермиону с того момента, как она зашла в дамскую комнату, чтобы поплакать. Он бы пошел за ней с предложением помощи, если бы это не было «только для девочек».
Невилл не ожидал получить столько разочарования от этой школы. Он явно не вписывался в общий фон студентов своего курса. Они были озабочены мелкими вопросами по поводу домашних заданий и первых друзьях, а также завтрака… Невилла подобные вещи не трогали. Он чувствовал от профессоров и студентов только жалость. Знали ли они, что поставлено на карту? Скорее всего, нет. Директор Дамблдор попросил его не афишировать свою роль в этой истории, держать все в тайне. Так, чтобы Тот-Чье-Имя-Нельзя-Называть не мог услышать о запасном варианте, и у Невилла появилась возможность еще кое-чему научиться.