The show must go on

Серж улыбался, думая о том, что когда уедет как можно дальше, зайдет в первую попавшуюся

церковь. Священники помогут, изгонят из него дьявола, и тогда можно будет вернуться домой.

Туда, где он для всех тот урод, кто сорвал премьеру спектакля. Актер нахмурился.

Они не найдут замены Асмодею, это однозначно. А Ганди так старался… Постановка, рекламная

кампания, он душу вложил в этот спектакль. Что с ним будет, когда Серж не придет?... Стоит

выждать несколько дней, чтобы друг остыл. Но что-то подсказывало – от такого тот не остынет ни

за неделю, ни за месяц. Он обязательно найдет Сержа. Устроит драку? Это можно пережить, Серж

сильнее друга. Друга?...

Ганди не простит. Серж остановился, ссутулил плечи. Вздохнул, и вдох отдался болью в горле –

дышать стало труднее, что и неудивительно, ведь воздух такой плотный, объемный. И в нем

роятся мириады светящихся существ, суетливых, не замечающих Сержа. Он всмотрелся и гадливо

поморщился – ему не нравился ритм, в котором пульсировали существа. На несколько шагов

правее было лучше, и он пошел туда, чтобы дышать более гармонично двигавшимся воздухом.

На несколько шагов?... Оценивать расстояние стало сложно. Может, шагов, может, минут.

Пространство и время иллюзорны. Главное, что Серж видит трассу, к которой идет – она

асфальтовой рекой течет впереди, и воздух над нею вспыхивает разноцветными фракталами, вращающимися в разные стороны. Актер остановился, затаил дыхание, изучая вид – это было

потрясающе. Захотелось запечатлеть такую красоту, он бездумно полез за смартфоном в карман, и только тогда сообразил, что сфотографировать фракталы не получится.

Тем временем пальцы наткнулись на что-то мягкое. Серж не смог вспомнить, что же такое он

запихал в карман, и потащил мягкое наружу.

Перчатки. Длинные, черные замшевые перчатки Асмодея.

Он остановился так резко, что чуть не упал. Помог воздух, мягко спружинивший, удержавший

актера на ногах. Воздух приятно щекотал спину, массировал напряженную шею.

Серж стоял и смотрел на перчатки. Они стали последним ключом, позволившим ему открыть в

себе Асмодея – и открыть Асмодею дверь в мир. Это неописуемое чувство – когда ткань облекает

пальцы, и его собственная личность оказывается запертой в самом темном и бесприютном углу

собственного тела, больше ему не подчиняющегося. Как наполняет перчатку плоть, так его тело

наполняется тьмой Асмодея. Поэтому кровь в слюне – физическое тело не способно удерживать в

себе мощь архидьявола, оно разрушается с каждым мигом его присутствия.

Воплощенные демоны не могут жить среди людей, старясь вместе с ними, - обретая человеческое

тело, они обрекают это тело на скорую смерть. Но за отпущенное им время…

- Теть Таня была права, - шепнул Серж, глядя на перчатки. Лукавые дьяволы, вмешивающиеся в

смешные человеческие игры, провоцирующие преступления и смеющиеся, глядя, как человек

оказывается на краю бездны…

Больные глаза Андрея, глядящего на следы своих пальцев на горле Вики. Непонимание, страх, обида – и сокрушенность. Чувство вины – открытая дверь для козней тьмы.

Тьма. Живая, тонкая тьма лежала на ладони Сержа, невинным обликом перчаток, ключом для

архидьявола.

Актер стряхнул перчатки с руки, и они медленно и плавно, покачиваясь в воздухе из стороны в

сторону, полетели к земле.

К грязной, размокшей земле. Сержа всего передернуло от мысли, как эти перчатки, несущие в

себе память об одевавшем их Асмодее, лягут в грязь. Хорошо, что воздух несет их так нежно и

аккуратно, и у него есть время не дать им коснуться земли.

Подхватить, ощущая обманчивую, ласкающую мягкость, - зачем эта вещь притворяется, он же

знает, что таит она в себе…

Тьма Асмодея и грязь поля бытия.

Сегодня премьера. Бурлящий человеческий поток вольется в двери театра. Во время

представления Серж всегда воспринимал зрителей как воду – словно сама Нева пришла

посмотреть, как он играет, как живет, как ярко горит у них на глазах. Люди забывали свои

смешные проблемы и тревоги, люди раскрывали души, распахивали сознания и, утрачивая

границы индивидуальности, сливались в одно восторженное, воспринимающее, доверчивое

существо.

Он ощутил острую боль оттого, что сегодня это существо не будет, затаив дыхание, следить за

Сержем. Сегодня это существо не появится, объединенное огненной страстью Серого Волка из

театра «Соль», воспламеняющего зал своей игрой.

Люди так и останутся разбитыми на осколки, жалкими, мутными стеклышками разбитого

калейдоскопа – такими бессмысленными без объединяющей их трубы. Плывущими бездумно по

жизни, засоряющими ее своими глупыми судорогами, смешными, нелепыми ценностями.

Придумавшими деньги и города, и посвятившими жизнь поддержанию этих иллюзий.

Продающимися за копейку, убивающими за две. Застрявшими в бессмысленной гонке за

телесным комфортом, продавшими души за рубли и обреченными всегда тосковать и не находить

покоя в лишенной смысла погоне за все новыми и новыми подтверждениями статуса.

И он – такое же стекло. Стало еще больнее, воздух вскипел, обжигая губы, легкие загорелись

огнем. Такой же осколок, тупое, бессмысленное быдло, обреченное на пустое, серое