The Мечты

Неувядающая мадам Пищик, конечно, изо всех сил сопротивлялась неизбежно атакующему ее возрасту, проявляя активность не только гражданскую, но и как женщина. Нет, за мужиками она, разумеется, не бегала, поскольку была убежденной холостячкой с самой молодости и единственным мужчиной всей своей жизни признавала лишь Сережу Гурзо времен «Молодой гвардии». Сравниться с ним мог разве только Реджеп, но и то с некоторой натяжкой.

Однако, в определенном смысле, будучи хоть и престарелой, но все-таки девочкой, среди окружающих ее последние лет двадцать старушенций-вдов, она стремилась к сохранению ума в ясности (с переменным успехом), кожи – в свежести (и это ей вполне удавалось), а здоровья – в сохранности, ибо прожить ей хотелось подольше и все-таки увидеть, чем там закончатся выборы в США, очередная заварушка на Среднем Востоке, и как они на своей Молодежной улице придут к неминуемому светлому будущему.

Не так давно она вычитала, что лучше всего на здоровье влияет сон, и стала уделять этому недоосмысленному и недооцененному процессу как можно больше времени. Потому во дворе стало значительно тише днем, когда баба Тоня отходила ко сну. Сразу после тихого часа, заканчивавшегося приблизительно в 16:00 по столичному времени, на Первом канале начинался третий сезон «Запретной любви» - сегодня обещали показать целых две первых серии! Турки, чтоб им пусто было, второй закончили смертью Реджепа, и этого им не смогли простить ни местные телезрители, ни заморские. Баба Тоня тоже не простила. Даже убедила Юльку Малич (единственную, кто ее выслушал) найти и подписать петицию на сайте турецкого канала, где производился сериал. Что там требовали эти иноверцы ни Юлька, ни Антонина Васильевна так и не поняли – языковой вопрос стал камнем преткновения. Но подписали!

А канал решил срубить бабок и снять третий сезон, в котором Реджеп (о чудо!) выжил в чудовищной аварии, которую подстроил муж Айлы, погибший вместе с ним. Судя по анонсам, теперь секс-символ турецкого телевидения и предмет грез множества женских сердец, лишенный усов, поседевший и порядочно потрепанный, но не растерявший своего обаяния, справлялся с последствиями пятилетней амнезии и делал пластическую операцию, чтобы начать жизнь сначала где-то в Лондоне. А Айла, бедняжка, в одиночестве растила его ребенка, даже не догадываясь, что Реджеп жив! И как же они теперь встретятся, горемычные?

Именно для того, чтобы узнать ответ на этот вопрос, на 15:55 у бабы Тони был наведен будильник, чтобы ни в коем случае не проспать. И в это время отвлечь ее от просмотра не могли ни пожар, ни потоп, ни проклятая стройка за окнами. С ней баба Тоня планировала бороться с 8 до 13 часов уже завтра.

Расположившись у экрана телевизора с большой чашкой сладкого чаю и малиновым вареньем, Антонина Васильевна слушала заглавную песню, с которой начиналась каждая серия любимого сериала, и предвкушала, предвкушала и предвкушала.

В самом разгаре ее предвкушения, когда показывали последние минуты второго сезона, дабы погрузить зрителя в атмосферу абсолютной трагедии и безысходности, случилось поистине невероятное, отчего баба Тоня даже подпрыгнула в кресле и пролила на себя чай, к счастью, не очень горячий.

За окном, откуда-то сверху прямо к ее спутниковой тарелке на неизвестном земным жителям объекте подлетел... инопланетянин. Ну, это она сперва сослепу и с перепугу решила, что инопланетянин. А потом поняла, что ничего подобного. Рабочий спускался на подъемном механизме специализированного строительного автомобиля.

Батюшки! Откудова здесь вообще такой взялся-то?!

Рабочий же, не особенно обращая внимание на опешившую мадам Пищик, принялся колдовать над ее антенной, внимательно разглядывая, как та крепится и, о боги, как снимается!

Антонина Васильевна, в конце концов, не выдержала и рванула к окну, отворяя створку.

- Ты чего это, собака такая, делаешь, а? – возопила она на всю улицу, так, что слышали и на проезжей части.

- Антенну, бабка, будем демонтировать, - авторитетно заявил рабочий в идеальном, как только что с витрины, комбинезоне.

- Как демонтировать? Почему демонтировать? За что демонтировать? – в ужасе схватилась баба Тоня за сердце.

- Так положено.

- Кем это положено? Я вам свою антенну не отдам! У меня «Запретная любовь», понятно?

- А у меня, бабка, закон. А там написано: ничто не должно портить облик памятника. У вас памятник? – спросил рабочий мадам Пищик, и сам же ответил: - Памятник! Вот и всё. Будем демонтировать. Так что ты это… завязывай со своей любовью.

- Это кто ж такие законы пишет-то?

- Кому положено, тот и пишет.

- Вы на каком таком основании вообще сюда приперлися? Я жаловаться буду!

- А это всегда пожалуйста, - милостиво согласился рабочий и, вынув из нагрудного кармана подходящий инструмент, потянулся к антенне.

- Э-э-э! – заверещала Антонина Васильевна, пытаясь то ли выхватить у добра молодца его инвентарь, то ли его самого скинуть вниз, как вдруг поняла, что смущало ее все время этого в высшей степени сюрреалистичного разговора.