Ковальски становится очень удивленным.
— Не захотела ждать?
— Я не захотел, чтобы она ждала. Два года — немалый срок, к чему так обременять молодую девушку, — слегка пожимаю плечами. — К тому же, здесь нужна трезвая голова и холодный ум, — я прислоняю указательный палец к виску. — Подобные мысли только отвлекают.
— Разве ты не думаешь о родителях хотя бы?
— Думаю, — киваю соглашаясь. — Но родители любят тебя безусловно и всегда будут ждать. Зато любовь к парню, которого ты не видишь два года, ушедшему по собственной воле в армию, субстанция эфемерная, — кручу в воздухе ладонью, иллюстрируя слова.
— Не веришь в настоящую любовь? — мой сосед улыбается самой наивной улыбкой.
— Верю, но не на расстоянии.
— Ты пессимист, — подкалывает он меня. Не выдержав, снова достает фото любимой, сразу просияв при виде ее лица.
— Я реалист.
Дежурный оповещает об отбое, свет с громким щелчком гаснет, погружая огромную палатку, служащую временным домом, во тьму.
— Надо отдыхать, — говорю я в темноту, укладываясь обратно.
— Угу, — отвечает сосед.
Слышится хлопок дверцы тумбы и скрип пружин продавленной кровати.
Когда глаза привыкают к темноте, смотрю на своего соседа. Он не спит, почти не моргая глядя в потолок. Как и всегда перед подобными днями.
Ему точно здесь не место.
Утро для нас начинается в четыре часа, с едва забрезжившим рассветом, красящим пески в розовый оттенок. Нас высаживают за пять километров до цели — дома, где засела банда боевиков. Пробраться сквозь развалины города необходимо с большой осторожностью, не выдав свое присутствие ни лишним шорохом, ни случайным звуком.
Когда наша команда достигает точки сбора, мы делимся на две группы.
— Первая группа, южный вход, — отдаю короткий приказ.
Парни кивают, молча отделяясь от основной массы.
— Вторая, северный.
— Северный?! — встревает Майерс, делая ко мне шаг. — Полковник говорил на брифинге о восточном входе.
За темными защитными очками не видно толком глаз, чтобы понять его эмоции, но точно знаю — он готов сдать меня с потрохами, как только мы вернемся.
— Ты видишь здесь полковника? — задаю вопрос с очевидным намеком. Сослуживец молчит в ответ. — Не видишь, — отвечаю за него. — Потому что он остался греть жопу в штабе, а не подставлять ее под пули. Я не собираюсь рисковать людьми и ломиться как баран туда, где наверняка взрывчатки, как у тебя уверенности в собственной исключительности, — Майерс дергает губой, судя по всему, не понимая. — Дохуя, — поясняю я. — А теперь хорош языками трепать.
— Так точно, — вяло отвечает он, отходя в сторону.
— Ковальски, — зову своего соседа, парень делает шаг вперед, крепче сжимая винтовку в трясущихся руках. — Держись остальных.
Он кивает, тяжело сглатывая.
Бесшумно крадемся, пробираемся к низкому обшарпанному дому грязно-белого цвета, обходим, прячась за стенами, покрытыми сколами от взрывов. Кручу двумя пальцами в воздухе, давая группе сигнал. Один из наших с грохотом выносит дверь с петель, мы залетаем следом пользуясь эффектом неожиданности. Начинается стрельба, всюду слышны крики раненых и суета противника.
Окружающий мир словно приглушили, оставив только винтовку в моих руках и сконцентрированное на цели зрение. Я нажимаю на курок, не считая количество убитых.
Передвигаюсь по комнатам, зачищая здание, на деле прошло минуты три, по ощущениям все тридцать. В воздухе висит тяжелый запах пороха и железа, отодвинувший на второй план мерзкие запахи затхлых тряпок и минималистичного быта боевиков. В одной из комнат натыкаюсь на противника, рядом с которым на полу лежит один из наших. Камуфляжная форма залита кровью, как и пол вокруг, с разметанными по нему выстрелом брызгами крови и осколками защитных очков.
Боевик странно выглядит со спины, тощий и рост не очень большой. Секунду мешкаю, не стреляя, этого хватает, чтобы он услышал меня и обернулся, направив в мою сторону обрез.
Парень. Подросток. Лет четырнадцать, не больше. Одетый в жуткие лохмотья и стоптанную обувь, он держит уверенной рукой свое оружие. Он уже убивал. Это не первый и даже не второй раз. Выстрел четко в лицо моего бойца. Такой меткости стоит позавидовать.
Замечаю мимолетное движение, парень собирается нажать курок.
Моя жизнь или его?
Разве выбор не очевиден?
Я опережаю его, реагируя быстрее. Гремит выстрел, оглушая до звона в ушах. Противник с гулким ударом о пол падает замертво, роняя свое оружие, раскинув руки по сторонам.
Попадание точно в цель. Теперь по истертым временем деревянным доскам течет новая струйка крови, впитываясь в грязный пол, проникая в каждую, даже самую малозаметную щель, навсегда оставляя следы смерти здесь.
Подхожу ближе, присаживаясь над своим сослуживцем.
Ковальски.
«Твою же мать… Говорил тебе держаться остальных».
У парня нет пол-лица, но узнать его несложно, ведь я видел его каждый гребаный день.