The Game. Игра

Но если вглядеться еще лучше, можно заметить, что в кажущейся пустоте открытого поля проступают узнаваемые очертания новой силы, настолько новой, что в первый момент трудно сосредоточить на ней взгляд: это как бы течения, едва заметные. Приливы, отливы. Их порождают движения пользователей, циркулирующих в этом пространстве. Тех, скажем, кто покупает на Amazon. Или тех, кто пользуется Google как поисковиком. Они движутся, странствуют и оставляют следы. С самой первой минуты распорядители открытых пространств отдавали себе отчет в важности этих следов и ни в коем случае их не уничтожали, наоборот, научились их регистрировать и оформлять так, чтобы они могли быть прочитаны, – и стали их использовать, придавать им значение. Самый красноречивый пример – это Google. Они хотели индексировать, выстроить в иерархическом порядке веб-страницы, где вы могли бы найти то, что ищете, такая задача по логике вещей почти очевидна. Только трудно было выбрать, какие страницы поставить во главе списка, индексировать их как лучшие. Согласно традиционной логике, следовало привлечь экспертов, которые каждый раз указывали бы, какие сайты лучше других: но Google работал с такими числами, что это было нереально, а главное, он уже вышел за пределы подобной логики, инстинктивно стремясь миновать переходы и посредничества, чтобы овладеть миром просто так, непосредственно. Стало быть, никаких экспертов. И что тогда? А тогда они совершили один из тех революционных ходов, какие определяют мутацию, которой мы занимаемся: решили, что выбор различных пользователей определит, что лучше, а что хуже; прослеживая в сети путь каждого пользователя, фиксировали течения более мощные и более слабые, и это становилось, с минимальными коррективами, географией знания. КУДА ИДЕТ БОЛЬШЕ ЛЮДЕЙ, ТАМ И ЛУЧШЕЕ МЕСТО. В итоге: сегодня к Google, который сам по себе, строго говоря, не является экспертом ни в одной области знания, обращаются как к оракулу, ибо он скрупулезно передает мнения и суждения миллионов. Мы видим, как здесь устанавливается принцип, который впоследствии станет определяющим: мнение миллионов невежд больше заслуживает доверия, ежели правильно его прочесть, чем мнение эксперта.

Можно, следовательно, сказать, что там, где исчезают книготорговцы, почтальоны, купцы, эксперты, то есть какие бы то ни было служители культа, остается неусыпное присутствие отдаленной системы, и время от времени возникают течения, порождаемые массовыми флуктуациями невероятных размеров. Возникает нечто вроде ЭФФЕКТА ПРИЛИВОВ: отдельный индивидуум свободно плавает в море, защищенном, упорядоченном, где не осталось уже служителей культа, которые морочат голову, но где он вовлекается, даже не замечая того, в течения, созданные колоссальными массовыми приливами. Муха, радостно летающая по купе несущегося поезда, проделывает примерно такой же путь. Можем ли мы утверждать, что она летает свободно? Насчет мухи не знаю, откровенно говоря, но, если вернуться к людям этой новой цивилизации и к их стремлению миновать посредничество и впрямую овладевать миром, думаю, можно сказать, что они худо-бедно летают, с некоторой долей свободы, во всяком случае, по сравнению с той, какой располагали они до цифровой революции. Тогда, в аналоговые времена, приливы состояли из массовых флуктуаций идеологии, противостоять которым было невозможно по определению (возьмем, к примеру, Церковь или Партию); в классическую эпоху цифровой революции приливы состоят из движений масс, регулярно регистрируемых ведущими игроками этой революции, – что предпочтительнее, трудно сказать. Но в свое время мы сделаем этот завораживающий выбор. На данный момент ограничимся результатом, имеющим далекоидущие последствия, а именно тем, что желание впрямую овладевать миром привело к закату культа и его служителей.