– Я был инвалидом войны, – ответил он. – Одним из многих. В плену нас держать было бы слишком хлопотно по медицинским соображениям. Работать мы не могли. Поэтому нас оставили в Париже. Но мне хотелось что-то делать. Сражаться с ними я не мог. И тогда я стал организатором. Для этого не требуется физической силы. И я знал, что экипажи бомбардировщиков ценились на вес золота. Я решил, что буду переправлять их домой.
– Почему наша мать прожила всю жизнь и ни разу об этом не упомянула?
Ламонье вновь пожал плечами. Устало, неуверенно, все еще не в силах понять ушедшие годы.
– Причин много, – сказал он. – В тысяча девятьсот сорок пятом году Франция была страной конфликтов. Некоторые участвовали в Сопротивлении, другие стали коллаборационистами, часть людей оставалась в стороне. Многие хотели начать новую жизнь. А ее преследовал стыд из-за того, что она убила мальчика, так мне кажется. Она не могла об этом забыть. Я говорил ей, что у нее не было выбора. Говорил, что она поступила правильно. Но она предпочла обо всем забыть. Мне пришлось умолять ее принять медаль.
Джо, я и Саммер сидели молча.
– Я хотел, чтобы ее сыновья знали правду, – сказал напоследок Ламонье.
Мы с Саммер вернулись в отель. Нам не хотелось разговаривать. Я чувствовал себя как человек, неожиданно узнавший, что его усыновили. «Вы совсем не тот, за кого я вас принимала». Всю свою жизнь я считал, что мою судьбу определил отец и его карьера морского пехотинца. Теперь я ощутил значимость другой половины генов.
Мой отец не убивал врага, когда ему было тринадцать лет. А моя мать сделала это. Она жила в отчаянные времена и делала то, что было необходимо. И тут мне стало ее ужасно не хватать. В этот момент я понял, что мне всегда будет ее не хватать. Я чувствовал себя опустошенным. Я потерял то, о существовании чего не догадывался.
Мы отнесли наши сумки в вестибюль и выписались из отеля. Мы сдали ключи, а девушка-полиглот приготовила длинный подробный счет. Я должен был его подписать. Как только я его увидел, то сразу понял, что у меня будут серьезные неприятности. Счет оказался космическим. Мне казалось, армия сможет закрыть глаза на то, что я подделал подорожные, чтобы добиться положительного результата в расследовании. Но теперь у меня возникли сомнения. Я понял, что тарифы «Георга V» заставят их изменить точку зрения. Как если бы к нанесению ранения добавлялось оскорбление. Мы провели в отеле одну ночь, но с нас взяли за две, поскольку мы слишком поздно выписались. Кофе, который я заказал в номер, стоил столько же, сколько наша трапеза в бистро. Мой телефонный звонок в Рок-Крик обошелся мне как обед из трех блюд в лучшем ресторане города. Мой звонок Францу в Калифорнию стоил еще дороже. Звонок Саммер Джо (а Джо находился не более чем в миле от нашего отеля) по цене равнялся чашке кофе, доставленной в номер. И с нас взяли деньги за входящие звонки: один – от Франца, а другой – от Джо, когда он просил Саммер проверить, все ли со мной в порядке. Последнее проявление заботы обойдется правительству США в пять долларов. Никогда прежде мне не доводилось видеть такой огромный счет за проживание в отеле.
Девушка-полиглот напечатала два экземпляра. Я подписал один из них, она вложила другой в фирменный конверт «Георга V» и протянула мне. «Для вашего архива», – сказала она. «Для моего суда военного трибунала», – подумал я и убрал конверт во внутренний карман. И вынул его шесть часов спустя, когда, наконец, сообразил, кто и что сделал, и с кем, и почему, и как.
Глава 20
Мы проделали знакомый путь к площади Оперы и сели на автобус, идущий в аэропорт. Я в шестой раз оказался в таком автобусе за последнюю неделю. И в шестой раз здесь было так же неудобно, как и в первый. Именно неудобства заставили меня задуматься.
Мы купили билет на рейс «Эр Франс». Обменяли две подорожные на два билета до Даллеса на ночной самолет, вылетающий в одиннадцать часов вечера. Нам предстояло долгое ожидание. Мы перекинули сумки через плечо и направились в бар. Саммер молчала. Мне кажется, она просто не знала, что сказать. Но по правде говоря, со мной все шло своим чередом. Моя жизнь проходила так, как и должна была проходить. Рано или поздно каждый из нас становится сиротой. Этого невозможно избежать. Так случалось с тысячами поколений, и переживать было бесполезно.
Мы выпили по бутылке пива и решили чего-нибудь съесть. Я пропустил завтрак и ланч, да и Саммер, наверное, ничего не ела. Мы прошли мимо маленьких магазинчиков, освобожденных от налогов, и обнаружили местечко, похожее на обычное бистро. Подсчитав оставшиеся доллары, мы изучили меню. Выяснилось, что мы можем заказать по одному блюду, плюс сок для Саммер и кофе для меня. Мы выбрали steak frites и получили солидный кусок мяса с тонко нарезанными длинными брусочками жареного картофеля и майонезом. Во Франции всюду превосходно кормят. Даже в аэропорту.