«The Coliseum» (Колизей). Часть 1

Что Полина стала воспринимать всерьез далекие, казалось, от реальности события, вовсе не радовало. Впрочем, и не огорчало. Однако Елена тут же замолкла, явно не собираясь обсуждать их; совсем недавно они вызывали подозрения в ее «нормальности». Тем более, когда одна из них за рулем. Однако мысли о том визите, о странностях, да уже и многое другое, о чем Елена не уведомила подругу, жужжащим роем, путаясь и толкаясь, кружились в голове, возвращая совсем иную память. Раздражая лишь отсутствием ответа. Такие моменты выдавала отстраненность. Но откуда это было знать Полине! Всё в те дни списывалось на переживания.

– Так с чего ты взяла, что он стал бы разговаривать со мной? – равнодушно, как могло показаться со стороны, спросила Лена.

– Кто?

– Манекен.

– Для неторопливых умом повторяю: потому что с детьми! – раздраженный голос не учитывал ее размышления. – Но сначала в кинотеатр! – Подтвердила вчерашнее намерение подруга, и, сигналя джипу впереди, на их полосе, притопила педаль. Очередная пара изумленных глаз осталась позади. Мелькнул залив, пароход-музей, плотина и через десять минут они были в центре города. Миновав узел связи, в котором много лет в «междугородке» отработала тетя Тамара, подруга матери, ныне живущая в Москве, затем цирк, она повернули направо. Светофор долго не давал «зеленый».

– Заело, что ли? – нетерпеливо бормотала Полина, думая, как много знакомых перебралось за эти годы в столицу. И зачем? Москва ей не нравилась. И не только суетой… не суетой, а столпотворением, сумасшествием, безразличием к людям, как казалось каждому попавшему в ее водоворот, но и постоянной «неубранностью», неухоженностью в длинной весне – так получалось, что в другое время там она бывала редко. Весной же, пролетом в уже зеленеющую Европу, Полина с мужем останавливались в столице на пару дней.

В Иркутске снег всегда лежал до последнего, таял быстро, а тепло наступало так же скоро.

Светофор дал «зеленый», и через три минуты они припарковались у бывшего «Гиганта». Перебежав, нарушая правила, улицу, женщины оказались у кинотеатра. Дверь была заперта. «На месте… уже хорошо, – удовлетворенно похлопав по двери, отметила Полина, – не зря ехали». Энергичная не по характеру, а по требованиям жизни, она, даже окажись по-другому, не признала бы столь длинный путь ошибкой, а искала бы кнопку вызова. И нашла: кнопка стонала, вдавленная до упора. Всё было напрасно. Они уже собрались уходить, как дверь со скрипом отворилась, и недовольный мужчина с бородой, в низко надвинутом кепи, показался в проёме.

– Вы по дополнительной смете?

– Да, да, по ней! – Полина уверенно прошла внутрь. Елена машинально следовала за подругой. – А вы кто?

– Сторож. Кому же туточки быть-то? – недовольный голос мужчины прогудел за спиной. Лязгнул засов. – Как на ремонт закрыли, так и сижу бобылем, хе-хе. – Усмешка показалась натянутой и безрадостной, глаз совсем не было видно. – Вот сегодня сказали, вы подойдете. Ну, а я в том кабинете устроился, – он кивнул направо, вглубь коридора. – Вы уж распоряжайтесь сами…

– А как попасть в зал? – видя запертые двери, быстро сориентировалась Полина.

– Дык, ключ есть… как же… без ключа-то. Сейчас принесу.

Сторож заковылял к себе.

– Ну, ты даешь! А если «те» придут?

– Ну и что? Не ювелирный, поди. Переживут.

Подруга уперла кулачки в бок, и сумочка жалко повисла за спиной, словно прячась от стыда и неуемной решительности хозяйки.

– А что ты хотела? Чтоб я правду сказала? Мол, знаете, дедушка, вот здесь, в этом зале, однажды приключилась сказка? И нам хорошо бы повторить? Не разделите компанию?

Елена согласно кивнула.

– Вот… сейчас и отопрём… – мужчина направился через фойе к зрительному залу.

Створка больших дверей с облупившейся краской раскрылась и, пискнув ржавыми петлями, встала на полпути.

– Всё. Дальше не идет. Да вам хватит, – уже веселее проворчал старик, и, поворачиваясь, чтобы уйти, оглядел их снизу доверху, будто оценивая.

– Ты поглянь, ловелас хренов. А глазищи-то какие! Заметила? Уже не может, а чтоб еще и не хотеть, у бога не просит. – Она шагнула было вперед, но тут же остановилась: – Э-э. Постойте! А где свет?

– Да где ж ему быть-то. Тута. – Сторож вернулся, и в темном проеме что-то щелкнуло.

Помигав, будто решая, гореть или нет, одна единственная лампа вспыхнула, едва осветив первые ряды. Чернеющие кресла, уходя вверх, сливались с темнотой.

– И это всё?

– Тут уж, милаи, ничем не помогу. Как говорится, чем богаты… Да глаза-то молодые, – он ухмыльнулся, – чай попривыкнут, попривыкнут… – и, шаркая, удалился.

– Ну, вот… узнаешь? – Полина сделала несколько шагов вперед.

– Да, Поля…

– Лет двадцать меня так не называла. Надо же… Ну, пойдем.

Глаза действительно стали привыкать, и женщины уже видели не только последние ряды, но и стену с чернеющими отверстиями, через которые когда-то, пронизывая темноту вместе с лучом, и упираясь в экран, оживали такие далекие, но дивные персонажи детства.

Они крадучись прошли между кресел.

– Здесь, не помнишь?

– Вроде здесь, – неуверенно ответила Лена.