The Beginning of the End (СИ)

Хафез не лгал, это чувствовалось в каждой строчке: хотя и оказался сладострастно многословен, как многие старые болтуны, имеющие дело с красивыми цветущими девушками. Какая бы потусторонняя тайна ни связывала его и вновь воплощенную Анк-су-намун.

Меила быстро и сосредоточенно дочитала послание; но почти все важное Хафез уже сообщил. “Книгу мертвых” он запер в железный сейф в одном из хранилищ музея, куда доступ был только сотрудникам; а ключ директор музея носил с собой. “Кроме того, мадам Меила, - писал он, - мало кто из наших сотрудников владеет древнеегипетским языком: еще и так хорошо, как мы с вами…”

Скользнув глазами по цветистым прощальным оборотам, по-восточному закругляющим письмо, Меила со вздохом облегчения опустила его на колени. Потом опять схватила и, окинув взглядом пустую гостиную, разорвала желтоватый плотный листок на части.

Меила сожгла клочки тут же, на свечке. Когда едкий запах выветрился, египтянка улыбнулась.

- Нет, отвечать я не буду, - прошептала она. - Он напишет мне еще и приедет снова… без меня ему никак не обойтись.

Молодая хозяйка медленно пошла наверх, размышляя о том, с кем может поговорить. Ответ был почти всегда один: с Розой Дженсон.

Роза как раз прибиралась в ее комнате, пока госпожа читала почту. Когда Меила вошла, рыжая англичанка замерла с тряпкой в руках, глядя на нее с огромным ожиданием.

Как тогда, когда Роза Дженсон сделала ей признание в Лондоне.

Египтянка улыбнулась.

- Брось эту тряпку и помой руки, - приказала она. - А потом принеси нам обеим чаю.

Роза улыбнулась радостно-тревожно, в глазах блеснул восторг посвященной; служанка сделала торопливый книксен и ушла, почти убежала.

Когда она вернулась с чаем, Меила велела ей закрыть дверь. Они оставались вдвоем дольше, чем во все прошлые разы.

Выйдя из комнаты хозяйки, Роза Дженсон на несколько мгновений остановилась, прислонившись спиной к двери. Потом перекрестилась… и, обернувшись, после небольшого колебания перекрестила свою госпожу, оставшуюся в спальне.

- Он знает лучше, - прошептала горничная, улыбаясь. Казалось, она сама не уверена, кого сейчас подразумевает. Потом Роза Дженсон быстро пошла прочь, торопясь выполнить распоряжение Меилы: госпожа приказала ей перебраться из крыла, где располагались помещения для слуг, в соседнюю со своей спальней комнату. Чтобы Меила всегда могла дозваться ее, если будет нужно.

Через несколько дней Меиле опять приснился один из “тех” снов: которые, казалось, покинули ее надолго. В этом сне она вновь слилась со своим древним “я”: так, что прошлое и настоящее смешались, ужасая Меилу и повергая в восторг. Но сейчас египтянке было страшно и томно: она ворочалась и постанывала в забытьи. Ей предстояла первая ночь со старым царем, на чьем ложе побывало уже без счета женщин: но эта опытность фараона только сделала его пресыщенным и равнодушным. Ничего хорошего для себя Анк-су-намун не ждала - и уготованная ей великая честь, за которую многие девушки пошли бы на преступление, наполняла ее сердце отвращением. Как Сети мог не видеть этого?..

Живые боги слепы, глаза им застилает дым благовоний…

После ароматной ванны и массажа, сверкая золотом и лазуритом, подобно богине, Анк-су-намун шла за вестником фараона по дворцовым коридорам. Перед глазами у нее все расплывалось, ног она не чувствовала. Нужно было самой стать бесчувственной, подобно изваянию Исиды в молельне, чтобы перенести то, что ей предстояло, - и понравиться его величеству, и сделать так, чтобы он отличил ее среди других девиц.

Когда слуга ввел ее в царские покои, Анк-су-намун совершила земной поклон, опустившись на колени и коснувшись лбом и ладонями холодного пола. Потом встала быстрым, гибким движением. Сейчас она чувствовала себя как ушебти - деревянная фигурка прислужника, какие клали знатным людям в гробницы, чтобы они ожили и начали служить своему господину в загробном мире.

Фараон сидел на ложе, застеленном золотистым покрывалом. Он был без короны с уреем* и без парика, голова его была обрита: царь считался не только воплощением Хора, но и высшим жрецом каждого храма. Сети протянул к новой наложнице руку, улыбаясь.

- Подойди.

Анк-су-намун приблизилась и поклонилась. Похлопав по покрывалу, Сети без слов велел ей сесть рядом.

Он улыбался, глядя на нее, - Анк-су-намун тоже улыбалась. Это было учтивое, с оттенком преклонения и восхищения, выражение придворной женщины: но страха она не показывала. Теперь, вблизи, она отчетливо видела, какое старое лицо у царя, какая дряблая шея.

Сети поднял руку и погладил девушку по щеке; потом взял за подбородок холодными, грубыми пальцами и повернул ей голову из стороны в сторону. Как будто оценивал лошадь.

- Ты красива… сними это, - фараон показал на легкую юбку, единственное, что было на ней надето.

Анк-су-намун, с покорностью опустив глаза, приподнялась и развязала пояс, и тончайшая золотистая юбка скользнула по ее ногам. Не поднимая глаз, наложница услышала, как владыка одобрительно прищелкнул языком.

- Хорошо… Очень хорошо!