— Пока я жива, я хочу, чтобы моя внучка была рядом! — заявила Ривка, и это послужило для сыновей командой к действию. Они ежедневно звонили Марине, рассказывали, как скучает по ней её новая бабушка, а Мане и Лёве организовали тёплое письмо-приглашение от Одесского землячества с сотней подписей, среди которых половина была их родственниками и приятелями. Эти друзья и родственники, по просьбе семейства Фишманов и за их счёт, регулярно звонили в Нью-Йорк и рассказывали, как они весело, по-одесски, проводят время, как часто вспоминают Лёву и Маню, и как им их не хватает. Искусители Фишманы, каждую неделю присылали своим найденным родичам афиши спектаклей русских театров, созданных в Израиле, программки концертов и творческих вечеров музыкантов, певцов, композиторов и писателей, выходцев из бывшего Советского Союза. И, наконец, они прислали приглашение Сохнута, где перечислялись льготы, пособия и подарки эмигрантам из Америки. Постепенно всё это возымело свой результат:
— У них таки да интересная жизнь! — признала Маня. — А мы в Америке ничего этого не видим, потому что в Америку не ходим.
— Может, там Бог мне подкинет какую-нибудь потрясающую идею успешного бизнеса, — вслух рассуждал Лёва.
— В конце концов, у нас есть амегиканское гхажданство, — включилась Марина, которой очень хотелось познакомиться со своей новой семьёй. — Если не понгавится — вегнёмся.
Решение было принято.
Когда об этом сообщили Жоре, он согласился ехать сразу, без колебаний, как будто бы ждал этого предложения. И аргументировал своё решение так:
— Из Америки надо бежать!.. Здесь такой размах, столько богатства, неограниченный горизонт возможностей! Это — страна-искуситель. Здесь за один день можно разбогатеть, за два — стать знаменитым, за три — сесть на электрический стул!.. Но чтобы процветать, надо либо родиться здесь, либо приехать молодым. А я опоздал. Мои возможности, запыхавшись, бегут за моими желаниями, но разрыв между ними всё увеличивается, а силы и умение — тают. Я это понимаю, но могу не сдержаться и обязательно вляпаюсь в какую-нибудь беду. Для меня это очень опасная страна, мне надо отсюда удирать!
И семья стала готовиться к переезду.
Отец Эммануила погиб на войне, его вырастила мать, которая к концу жизни заболела тяжелейшим нефритом. Перед самой смертью она сосватала его за их дальнюю родственницу-сироту. Девочка была милая, трогательная, застенчивая. Эммануил сразу влюбился в неё, встречал после занятий у техникума, в котором она училась, провожал до общежития, носил её портфель, дарил цветы… Ему безумно хотелось её поцеловать, но он боялся, боялся даже взять за руку, чтобы не травмировать её стыдливость. Он терпеливо ждал первой брачной ночи, чтобы на законных основаниях овладеть своим сокровищем.
Когда их расписали, мама временно переехала к своей сестре, оставив молодых одних в комнатке, чтобы у них была «медовая неделя». Но и в первую супружескую ночь он не достиг долгожданной цели — девушка знала, что лишение невинности сопровождается болью, очень этого боялась и умоляла подождать, пока она себя к этому подготовит. Эммануил пожалел свою любимую, не стал настаивать и промучился до утра. Но и на следующий день повторилось то же самое: слёзы и просьбы подождать ещё.
И тогда молодой муж, сгорая от желания, предложил ей это проделать хирургическим путём, под наркозом, чтобы она даже не почувствовала.
Молодая жена радостно согласилась, но только спросила:
— А у тебя есть знакомый хирург, который никому не расскажет?
— Есть, — ответил Эммануил, — не просто знакомый, а школьный друг. Хирург-виртуоз!
Здесь Эммануил несколько прифантазировал: у него, действительно, был друг детства, грузин Гоги, который окончил институт с красным дипломом, правда, не хирурга, а стоматолога. Когда Эммануил обратился к нему с этой необычной просьбой, Гоги сперва расхохотался, но увидев молящие глаза друга, прервал смех и изрёк:
— В такой ситуации мужчина не должен слушать женщину, а обязан делать своё дело, но… Ты всегда был немного ненормальный… Не волнуйся, всё будет, как надо. Скальпелем я владею отлично, и это операционное поле мне хорошо знакомо.
Назавтра он пришёл к ним со всеми причиндалами. Молодая жена попросила сделать ей укол сразу, чтобы не видеть и не ощущать дальнейшего. Она легла. Гоги ввёл её в наркоз, Эммануил дрожащими руками снял с неё юбку и трусики. Гоги раскрыл металлическую коробку с инструментами, собираясь приступить к операции, но тут в передней затрезвонил телефон — это звонила тётя и сообщила, что маму забрала скорая в очень тяжёлом состоянии.
— Пожалуйста, подожди меня, я быстро, туда и обратно! — попросил Эммануил друга, накрыл спящую жену простыней и умчался в больницу.
Гоги остался ждать. Эммануил не возвращался. Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать…
Действие наркоза заканчивалось. Тогда Гоги решил не дожидаться возвращения мужа.