Тэза с нашего двора

— Мы тут недавно посовещались и приняли решение: Лёшину могилу берем под свой контроль, будем по очереди досматривать — помыть, подкрасить, цветочки посадить…

Тэза поднялась с рюмкой в руке.

— Спасибо вам за то, что вы хорошие люди… Спасибо за прожитую вместе жизнь… Спасибо… — Водка расплескалась. В горле стоял комок, который она никак не могла проглотить. Понимая её состояние, Моряк заторопился:

— А теперь споём! Все вместе!

Мэри Алая качнула бюстом и запела. Мусью Грабовский аккомпанировал ей на гитаре.

Эх, загулял, загулял, загулял
Парень молодой, молодой…

— В красной рубашоночке… — нестройно подхватили остальные.

Броня плакала.

Утром прибыл заказанный автофургон. Началась погрузка. Мужчины выносили тяжёлые вещи, женщины — те, что полегче. Баба Маня вытащила перетянутый верёвками тюк, из которого сочились перья.

— Я хочу умереть на своей подушке.

Только Тэза сидела на скамейке под своим окном, далёкая и безучастная, будто всё это происходило не здесь и не с ней.

Шофёр посигналил, давая понять, что погрузка закончилась.

— Посидим перед отплытием, — предложил Моряк.

Все присели, кто на скамейку, кто на ступеньки парадного, кто просто на корточки. Несколько секунд прощально молчали.

Снова посигналил шофёр. Тэза продолжала сидеть без движения.

Моряк подошёл и положил ей на плечо свою квадратную ладонь.

— Вас никто не осудит: живые тянутся к живым.

— Мёртвые сильней живых, — тихо произнесла Тэза.

Призывно сигналил шофёр.

Глядя сквозь открытое окно на разорённую квартиру. Броня растерянно произнесла:

— Ведь вас уже выписали.

Баба Маня продолжала сидеть, обнимая свою любимую подушку.

— А вы что скажете? — обратился к ней один из братьев Кастропуло.

И она произнесла в ответ одну-единственную фразу, которую выучила за все эти месяцы:

— Май нейм из Маня.

ПРОЛОГ ВТОРОЙ ЧАСТИ

Прошли годы. Пришла перестройка. Заколебалась почва под ногами, повалились идолы с пьедесталов, невероятное стало возможным, а возможное — невероятным.

Страна напоминала дерево, которое трясёт налетевший ураган. Растерянные люди, как сорванные листья, закружились в этом вихре и, подхваченные им, понеслись в разные страны, в чужие края, за моря и океаны.

Именно о них, унесённых и разбросанных, вырванных из родной земли и пересаженных в незнакомую почву, прижившихся и отторгнутых, удовлетворённых и отчаявшихся — именно о них эта вторая часть повести, продолжение первой.

Прошли годы, возмужали мы, повзрослели дети, выросли внуки, мы всё стремительней движемся от нашего «вчера» к нашему «сегодня», поэтому в моём повествовании, рядом с прежними, полюбившимися героями, появятся новые, с которыми вам предстоит познакомиться и, я надеюсь, тоже полюбить их.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Перестройка принесла амнистию, которая прервала срок Жориной отсидки. Он вернулся ещё более худым и синим, похожим на бройлерного петуха на пенсии. Его вставная челюсть была разбита в тюремной драке, поэтому выпадала не сразу, а по частям.

Тэза освободила ему комнату Мани, а сама перешла в его бывшее «купе». Теперь у них была общая гостиная и по отдельной спальне — у Жоры появилась возможность жениться хоть каждый день. Но он не торопился.

— Надо оглядеться, — объяснял он Тэзе, просматривая газеты, заполненные сообщениями об открытии кооперативов и совместных предприятий. — Что-то мне не по душе это пиршество демократии.

— Ты же всегда жаловался на контроль прокуратуры и ревизоров, — удивлялась Тэза.

— Да. Но это лучше, чем массовый психоз неограниченных возможностей. Чем они будут неограниченней, тем их быстрее ограничат. Грабить советскую власть намного привычней при диктатуре пролетариата.

С помощью торговых друзей Жора устроился заведующим какой-то перевалочной продуктовой базы. Отправляя вагон крупы, он добывал мышей, пускал их вовнутрь, оставлял им мешок перловки «на прокорм», а остальную крупу пускал «налево». Вагон приходил пустым, но там кишели мыши — было на кого списывать потери.

Потом его устроили завскладом при обувном магазине. Вскоре, после очередной реорганизации в торговле, магазин ликвидировали, а про склад забыли. Туда регулярно завозили обувь, и она тут же распродавалась — Жора прекрасно обходился без магазина. У него завелись деньги, он модно оделся, вставил новую челюсть, но с женитьбой не спешил. Его многопудовая невеста Мэри, обиженная и оскорблённая, вышла замуж за мусью Грабовского, который в первую же брачную ночь ушёл в запой и ещё не вернулся.

А город бурлил свободой. Почти ежедневно возникали всё новые и новые неформальные объединения: националисты, сионисты, анархисты, реформисты…

— Я всегда любил бардак, — ворчал Жора, — но не в государственном масштабе. Они хотят жить по-европейски, оставаясь азиатами. Посмотри вокруг: заводы стоят, бандиты грабят, банки лопаются и бесследно исчезают…

— Но на съезде приняли очень много разумных законов — они должны дать результаты, — успокаивала его Тэза.

Жора саркастически хмыкал.