Тевтонский орден

Добытые всеми этими средствами поселенцы были поделены между различными провинциями прусской монархии. Из старых провинций Литва и Восточная Пруссия получили их по меньшей мере 15 000; Магдебургская и Гальберштадтская провинции 20 000, Померания тоже 20 000, Новая марка 24 000; но щедрее всех был наделен Бранденбург, т. е. страна, которая находилась у Фридриха на глазах и которую он особенно любил, как колыбель своей монархии: он хотел даже сам писать ее историю. Немедленно по своем вступлении на престол король приказал произвести тщательные разыскания по вопросу о том, не упало ли число и размер поселков в марке сравнительно со временем до Тридцатилетней войны и представить ему об этом подробный доклад; к докладу должны были быть присоединены соображения насчет того, не следует ли основать ряд новых деревень и увеличить размер старых. Ему было доложено, что в Бранденбурге теперь больше деревень, чем прежде, что все в нем идет как нельзя лучше, но что можно еще найти место для 111 семейств по пяти душ, т. е. всего для 555 человек. Фридрих совершенно согласился с выводами доклада, поблагодарил авторов труда и с 1740 по 1756 г. нашел в Бранденбурге место для 50 000 колонистов! Правда, при этом были осушены болота и были оздоровлены сырые, лихорадочные берега рек; скот стал пастись и крестьяне начали сеять и жать на таких местах, где на памяти людской не ступала нога ни человека, ни скотины. Городское население разрослось до огромных размеров; так, Берлин, представлявший собой при Великом Курфюрсте жалкий городишко в 6 000 жителей и считавший их всего еще 68 931 при восшествии на престол Фридриха, через 15 лет дошел до 100 336 душ, т. е. приобрел 32 000!

И вот, среди такого благоденствия разразилась Семилетняя война. Все государство покрылось развалинами, и Бранденбург жестоко пострадал. Но к чему еще раз описывать разорение этой провинции? Мы встретились бы тут опять с теми же самыми ужасными картинами, которые мы рисовали, говоря о Тридцатилетней войне. Да, не многим странам пришлось столько трудиться и столько вынести гроз, как этой многострадальной Пруссии! Фридрих захотел дать себе точный отчет в размерах бедствия, чтобы с ними сообразовать и свои усилия: оказалось, что народонаселение уменьшилось на 66 840 душ. Тогда он принялся за дело; он внес в него железную энергию, он наотрез объявил тем, кто решался делать ему замечания, что он отдает приказания и не принимает советов, а тем, кто осмеливался сопротивляться, — что он доведет свое дело до конца, хотя бы „люди вопили против него до самого светопреставления», и в 1778 г. зло было более чем заглажено. Население Бранденбурга увеличилось за одно царствование Фридриха на 207 000 душ. При этом нужно, конечно, принять в расчет естественный прирост населения путем рождений и не забывать, что очень многие иностранцы поселились в Марке, не делаясь колонистами в точном смысле слова. Но все же, по самой умеренной оценке, число этих последних доходить до 100 000.

Чтобы получить ясное представление о поразительной деятельности прусского короля, нужно было бы проследить во всех мелочах историю колонизации каждой провинции; но при этом мы подверглись бы опасности потеряться в бесконечном множестве подробностей. Тем не менее нам нельзя не поговорить обстоятельнее о Силезии, ибо тут для Фридриха дело шло не только об увеличении числа жителей и поднятии общественного богатства в интересах армии и казны: задачей своей он ставил превращение этой новой области, важнейшего своего приобретения, в органическую часть прусского государства.

Лежа на северном склоне Карпат между Чехией и Польшей и, подобно им, заселенная славянами, Силезия в средние века была связана с этими обоими государствами; в 1526 году, когда Габсбурги сделались чешскими королями, она тоже вошла в состав владений Австрийского дома. Как изменились бы судьбы Германии, если бы Австрия вместо того, чтобы увлекаться космополитическим честолюбием и сражаться за приобретение владений в Испании и Италии, Нидерландах и Венгрии, запутывая при этом все свои отношения и истощая силы на этой слишком обширной арене, просто постаралась упростить свое владычество над Чехией и Силезией! Германский элемент был уже настолько силен в этих странах, что Австрия могла бы с таким же успехом провести дело онемечение верхнего течения Эльбы и Одера, с каким бранденбургские маркграфы провели его на низовьях этих некогда славянских, а теперь немецких рек. А раз Габсбурги утвердились бы прочно во всей юго-восточной Германии, то никакая сила не могла бы остановить их успехов на западе. Пруссия не помешала бы им присоединить к себе Баварию, как она сделала это в 1779 году, ибо Пруссии не стать бы тогда великой державой; Силезия — этот австрийский авангард в нижней Германии, бравший во фланг Бранденбург и врезавшийся своим северным концом между Берлином и Познанью — сделала бы невозможным всякое дальнейшее расширение прусской монархии по направлению к востоку.[20]