Тевтонский орден

Став в 1526 г. чешскими королями, Габсбурги сразу повели самую бестактную политику, какую только можно себе вообразить. Воспоминание о Гуссе, погибшем на костре, вокруг которого стояли на страже солдаты германского императора, все еще жило в стране; и со времени страшных гусситских войн, несмотря на религиозные уступки, сделанные утраквистам, которых так называли, потому что они причащались под обоими видами, в народе сохранилась жгучая национальная и религиозная ненависть против всего, что носило немецкое имя. Немецкого профессора, купца, рабочего ненавидели не меньше жида. Чехи являлись горячими ревнителями своих народных преданий, со слезами вспоминали об участи мейсенских, бранденбургских и прусских славян, некогда истребленных немцами, и заветной мечтой всякого доброго патриота было «очистить навсегда золотое, всехристианнейшее королевство от немецкой нечисти, грозящей его переполнить». Однако, когда Германия в свою очередь выставила своего реформатора, учение которого принято было большинством живших в Чехии немцев и в то же время сделало большие успехи среди самих чехов, то общность верований, по-видимому, должна была утишить племенную вражду. Если бы Габсбурги не были обречены каким-то роком служить орудием католической реакции, они могли бы к великому благу для Германии завершить дело этого примирения; но ими руководила одна слепая ненависть к реформации. Они попытались сблизить утраквистов с католиками и для этого принялись льстить чешскому патриотизму: император Матвей издал в «1615 г. знаменитый указ, которым из Чехии одновременно изгонялись немецкий язык и лютеранство. Этот неслыханный для немецкого императора акт не принес выгоды тому, кто его подписал: лютеранство раньше уже успело сделать огромные успехи среди чехов, и когда начались преследование, то жертвами их явилось столько же чехов, как и немцев.

Мы не можем излагать здесь мартиролога Чехии, отданной Габсбургами во время и после Тридцатилетней войны в добычу иезуитам; но мы приведем одну цифру, которая сама по себе красноречивее говорить о причиненных Чехии войной и нетерпимостью бедствиях, чем самые длинные рассказы: с 4 миллионов население ее упало до 800000! И теперь еще найдется в Чехии немало мест, где народонаселение не поднялось до цифры 1620 года, а ересь все таки не была истреблена. Немало было чехов, которые, вернувшись от обедни, где им приходилось стоять с четками в руках, запирали наглухо окна и двери и садились петь протестантские гимны. Запрещенное учение передавалось от отца к сыну тайком до того дня, когда запоздалый указ о веротерпимости, изданный Юсифом II в конце XVIII в., позволил каждому открыто исповедывать свою веру и показал, сколько искр тлело еще под пеплом на пожарищ Чехии.

Между тем изгнанники направились по разным дорогам. Немало их должно было явиться и в Бранденбург и в Пруссию еще при Великом Курфюрсте и при Фридрихе I, но точные сведения об этой новой иммиграции дошли до нас только со времени Фридриха-Вильгельма I. Чехи пришли тогда не прямо из Чехии в Пруссию. Раньше они остановились в ближайшем соседстве к своей родине, в Саксонии, где образовали большие колонии, пользуясь гостеприимством, которое саксонское курфюршество оказывало лютеранам, Но вскоре их набралось там слишком много; притом же те из них, которые не были строгими приверженцами аугсбургского исповедание, боялись за свободу своей совести, в особенности после обращения саксонских курфюрстов в католицизм. Когда разнесся между ними слух о приеме, оказанном королем прусским зальцбургским переселенцам, восемь чехов с пастором во глав отправились в Потсдам и просили аудиенции у Фридриха-Вильгельма.