Тевтонский орден

Между тем христианская цивилизация надвигается уже на них со всех сторон — медленно, но неудержимо. Скандинавский государства становятся христианскими с XI века. В XII веке общими усилиями маркграфов бранденбургских, герцогов саксонских и королей датских христианство утверждается в Бранденбурге, Мекленбурге и Померании, а Померанская область — соседка Пруссии: их разделяет одна Висла. Польша, примыкавшая к Пруссии с юга, давно уже приняла крещение. Наконец, в Ливонии Альбрехт Буксгевлен, этот епископ и рыцарь, отвоевал у язычников свое рижское епископство и основал орден Меченосцев, атрибутами которого были шпага и крест на белой мантии.[10] Как же тут было Пруссии сохранить свою независимость и свою религию? Никакому народу нельзя безнаказанно так резко отличаться от своих соседей. Цивилизация, т.е. сумма идей, принятых большинством народов данной области в данную эпоху касательно отношение человека к Богу, форм правление и общественного устройства, не отличается терпимостью по отношению к диссидентам, будут ли то отдельные лица или целые народы. Она постоянно стремится подавить всякое индивидуальное сопротивление в среде отдельной нации и привести к общему уровню слишком самобытные племена. Быстрое в эпохи быстрого обращение идей дело ее в средние века шло медленно, но не останавливалось. Она двигалась тогда с запада на восток: с родины своей, Италии и Франции, она проникла в Германию, в северные страны, в Польшу и на отдаленные берега Балтийского моря, так что в XIII в. Пруссия была уже охвачена ею со всех сторон и являлась исключением, которое дольше не могло быть терпимо.

В начале XIII ст. сделана была новая попытка обращение пруссов. Монах Христиан, выйдя из померанского монастыря Оливы, этого христианского аванпоста, расположенного всего в нескольких верстах от языческой земли, перешел Вислу и построил на правом ее берегу несколько церквей. Этого было довольно, чтобы папа принял всю страну под покровительство св. Петра и Павла и поставил Христиана епископом Пруссии. Но новую епархию нужно было еще завоевать, и, чтобы доставить епископу солдат, папа велел проповедывать крестовый поход против северных сарацинов. Прежний крестоносный пыл уже стих к этому времени, и рыцари не раз уже успели показать, что им больше нравятся крестовые походы поближе. Хотя папы и жалели об этом, но им волей неволей приходилось соображаться с условиями времени и так же щедро давать индульгенции бургундским рыцарям-крестоносцам, шедшим на Альбигойцев, или саксонским рыцарям, поднявшим крест против пруссов, как прежде Готфриду Бульонскому или Фридриху Барбароссе. «Путь недлинен и нетруден», говорили проповедники альбигойских походов, а «добыча богата». Также говорили и проповедники крестового похода против пруссов.

Несколько ополчений ходили против северных сарацинов, но походы эти ни к чему не приводили: крестоносцы являлись, жгли и грабили все, что встречали на пути, и затем удалялись, предоставляя христианские церкви мести доведенных до отчаяние пруссов. В 1224 г. дикари избивают христиан, разрушают церкви и переходят за Вислу, чтобы сжечь монастырь Оливу, и за Древенцу, чтобы грабить Польшу. Польское королевство было тогда разделено между двумя сыновьями короля Казимира; один из них, Конрад, владел Мазовией и, как сосед Пруссии, должен был вынести на себе всю тяжесть самой ужасной из войн, какие только Польше приходилось против нее вести. Не полагаясь более на не правильную и опасную помощь со стороны приходивших издалека крестоносцев, он вспомнил, что епископ ливонский, основав у себя рыцарский орден, получил таким образом в свое распоряжение постоянную крестоносную армию, и послал просить помощи у гроссмейстера тевтонских рыцарей.

Призвание немецких рыцарей польским князем было событием чрезвычайной важности в истории Польши. На этой стране, очевидно, лежала обязанность передать христианство народам по Одеру и Висле, да чтобы и самой ей можно было прожить сполна свой век, в своих естественных пределах, между Богемскими горами и морем, Польша должна была крепко держать в руках Силезию и Померанию и отнюдь не допускать немцев утвердиться в Пруссии, как в крепости, среди славяно-финского население. Но Польша ни в один из моментов своей историй не делала того, что ей нужно было бы делать. В средние века у нее есть свои часы величие и блеска; но у нее никогда не хватало терпение ни на то, чтобы научиться управлять собою, ни на то, чтобы держаться долго одного плана в своих завоевательных стремлениях. Ее феодальная конница, стоявшая лагерем на открытой всем ветрам равнин между Вислой и Одером, то и дело вылетает из своих пределов и носится то на Эльбу, то на Днепр, то на Двину. Но гораздо лучше было бы, если бы она вместо этого сосредоточила все свои силы на покорении одной Пруссии: ибо тот день, когда Конрад Мазовецкий, признавая свое бессилие, призвал тевтонских рыцарей против Пруссии, подготовил падение Польши.