Тетралогия Будущего

— Что это за белая штука? Мел?

Леда выглянула наружу.

— Да это же снег! Горы Сангре де Кристос [13].

— Снег, — повторил Торби. — Замерзшая вода.

— Ты что, не видал снега?

— Я слышал о нем. Но он не такой, каким я его себе представлял.

— Это в самом деле замерзшая вода, но не совсем: снег более мягкий, — Леда вспомнила предупреждение отца: она ничему не должна удивляться.

— Я научу тебя кататься на лыжах, — сказала она.

Позади осталось много миль, и прошло несколько минут, пока Леда объясняла, что такое лыжи и зачем люди пользуются ими. Торби подумал: этой штукой можно заняться позже, но лучше не надо. Леда сказала, что сломанная нога — самое худшее, что ему грозит. Так ли это смешно? К тому же она объяснила, какой холодный этот самый снег. В сознании Торби холод был связан с голодом, побоями и страхом.

— Может быть, я научусь, — с сомнением в голосе заявил он. — Но скорее всего, у меня не получится.

— Конечно, ты научишься! — Леда сменила тему разговора: — Прости мое любопытство, но твоя речь с небольшим акцентом.

— Я даже не знал, что говорю с акцентом...

— Я не хотела тебя обидеть.

— И не обидела. Полагаю, я подцепил его в Джаббулпор-те. Там я жил дольше всего.

— Джаббулпорт... Дай вспомнить... это...

— Столица Девяти Миров.

— Ах, да! Одна из наших колоний, верно?

Торби представил себе, как такое предположение было бы воспринято Саргоном.

— Не совсем так. Сейчас это суверенная империя, и по традиции они считают, что так было всегда. Они не признают себя выходцами с Терры.

— Какая странная точка зрения!

Стюард принес напитки и легкие закуски. Тор взял запотевший бокал и осторожно отхлебнул. Леда продолжала:

— Чем ты там занимался? Ходил в школу?

Торби припомнил уроки папы, но тут же понял, что Леда имеет в виду нечто другое.

— Я нищенствовал.

— Как?

— Я был нищим.

— Извини?

— Попрошайка. Дипломированный нищий. Человек, который просит милостыню.

— Да, я тебя поняла, — ответила она. — Я знаю, что такое нищий: я читала книги. Но, Тор, извини меня, я всего лишь домашняя девочка. Я немножко удивилась.

Она была отнюдь не «домашней девочкой», а умной женщиной, прекрасно соответствующей своему окружению. С тех пор, как умерла ее мать, Леда вела хозяйство в доме отца, умела беседовать с людьми, прибывшими из разных миров, поддерживать за обеденным столом светскую болтовню на трех языках. Леда умела ездить верхом, танцевать, петь, плавать, кататься на лыжах, вести хозяйство, считать, хотя и с трудом, читала и писала, если возникала крайняя необходимость, и вполне разумно вела беседу. Она была интеллигентной, красивой, доброжелательной женщиной, чем-то вроде профессиональной охотницы за черепами, в культурном, разумеется, смысле, способной, умелой и приспособленной к своей роли.

Однако этот странный пропавший и вновь нашедшийся кузен оказался для нее диковинкой. Помедлив, она задумчиво произнесла:

— Прости мое невежество, но на Земле нет ничего подобного. Меня поразили твои слова. Наверно, это было ужасно?

Торби вспомнил, как он, бывало, сидел в позе лотоса на площади, пристроившись рядом с папой и ведя с ним беседу.

— Это было счастливейшее время в моей жизни,— просто ответил он.

— О! — Это было все, что она могла сказать в ответ.

Однако папочка оставил их наедине для того, чтобы она получила возможность заняться делом. Расспрашивая человека о нем самом, всегда можно рассчитывать на успех.

— Как все это начиналось, Тор? Я даже представления не имею, как такое происходит.

— Меня научили. Видишь ли, меня продали с торгов, и... — Торби подумал, как бы объяснить ей, кем был для него папа, и решил повременить с этим. — В общем, меня купил старый нищий. И обучал.

— Купил?

— Я был рабом.

Леда почувствовала себя так, будто нечаянно окунулась с головой в воду. Скажи Торби, что он был вурдалаком, каннибалом или колдуном, она была бы потрясена меньше. У нее наступило нечто вроде мысленного удушья.

— Тор, прости меня, если я была невежлива, но мы все хотим знать, как ты жил все это время. Господи, ведь прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как ты пропал! Но если ты не хочешь об этом говорить, так и скажи. Ты был чудесным ребенком, и я так любила тебя — только, пожалуйста, не лупи меня, если я спрошу что-нибудь не то.

— Ты не веришь мне?

— А что мне остается делать? На Земле уже много столетий нет рабства.

Торби пожалел о том, что покинул «Гидру», но тут же отбросил эту мысль прочь. Служа в гвардии, он понял, что очень многие фраки во Внутренних Мирах не имеют никакого понятия о рабстве.

— Ты знала меня маленьким?

— О да!

— Как же получилось, что я не помню тебя? Впрочем, я не помню ничего из тех времен, когда я еще не был... Я даже Терру не помню.

Леда улыбнулась.

— Я на три года тебя старше. Когда я видела тебя в последний раз, мне было шесть, и я все хорошо помню. Тебе было три года, поэтому ты забыл.

— Да, — Торби пришло на ум, что у него появилась возможность узнать свой возраст. — А сколько тебе сейчас?

Леда криво улыбнулась.