Тетраграмматон микрорая

1bibaby : Представляешь, не знаю, с чего начать. Письмо твоё утром прочитала, как только почту открыли. Я вижу, как ты зеркалишь. Глупо так говорить, да? У тебя нет вебкамеры, да не нужно это. Кто мне позволит такую роскошь на почте? Слушай, камера — это всё чушь. Но ты не бойся, что зеркалишь. Я не обижу, честно-честно. Другая лапки потрёт, как наглая муха, да ещё крылышки почешет. Ага, вот ты какой северный олень! Я тебя заполучила, взяла на крючок и кручу — верчу как хочу. Да, есть такие, и много таких, милый мой Тамплиер, ой как много. Но я не такая. Сразу тебе скажу, и повторюсь, не щемись со мной. Страх он хорош там, где есть неволя, а когда всё по доброй воле, он только мешает. Знаешь, я не историк, но думается мне, как много было бед из-за страха. В государстве, наверное, и нельзя иначе. Но если страх, то трудно найти равновесие. Понимаешь о чём я? Это я мыслью по клаве растекаюся, у меня тут утро. Прохладненькое, но не морозное. Солнышко светит, даже из-за этих арматурных решёток на окнах. Видел, какие в учреждениях солнышки? Зелёным обычно крашены. Ну ладно, это в ту же тему, хотя и в сторону. Страх доводит до того, что появляется, ой, как же это слово, то. Вспомнила! Оппозиция. Вот, сила силу порождает. Слушай, вот меня несёт, а? А знаешь почему? Всё потому, как мне легко писать тебе. Как зайчики солнечные по клавиатуре. Тук-тук, и светло и тепло и весело. Это я про ноготки. Вчера классным лаком намазала. Но не ярким, я не люблю яркий лак. Он как будто мёртвый. Вот я всё пишу разные глупости, то о том, то о сём. Наверное, твой Леха сочтёт меня болтушкой, если узнает. Только ты не говори ему, какая я болтушка. Пусть потом, если мы познакомимся, он узнает это как бы невзначай. Я в его присутствии лучше помолчу. Не потому, что смущена, а потому, что будет чего послушать. Вот такая уверенная я, а, каково? А всё от того, Сталкер, что ты как-то нечаянно попал в такую точку, которую не то что меткач не заденет, вообще никто не увидит. Занешь что? Это я про твой рассказ. Про конструктора. Ты говоришь, взял многое из биографии Лёхи? Ой, тогда он очень интересный и необычный человек. Прямо как мой отец. Обиженный, да, закомплексованный, ну и так, пожалуй. Вот того я не помню, но, кажется, так и было. А ещё он был очень талантливый. Это всё слова, слова, общие как будто, да? Так о любом художнике сказать можно и нужно, ведь художника обидеть может каждый. А тут другое. Послушай меня сейчас очень внимательно. Это не шутка и не пит-стоп моей горемычной черепичной подстилки. Как прочитала, многое запало в душу. И так странно, что может быть одна фраза, как будто не значимая, красной нитью, конвой такой жгучей. Насчёт «судили по законам и по понятиям». Я всю ночь об этом думала, а утром не выдержала и спросила у мамы, а правда, что мой папа сидел в тюрьме? Видел бы ты маму, Тамплиер. Она побледнела, сглотнула и шепчет мне: «Откуда? Мы никогда не говорили тебе об этом. Я ждала его три года, и в один из дней, когда нам давали увидеться, ты и получила начало жизни. Только это всё такая боль и грязь, доченька, что лучше бы тебе и не знать, как пускают туда погостить. Я тебе как мать скажу, что не выпытывай, но знай, что именно он твой отец, а никто другой. Не трави рану, на душе ещё горше. А папа твой был из таких людей, которым эта ужасная ноша тяжелее иных даётся. Он не стал таким, как они, только и прежним уже никогда не был. За что сидел, так дело молодое и лихое, но без всяких смертоубийств, а больше по удали да пьяной лавочке. Он, как вышел, совсем завязал, даже меня отучил. Вот потому так и принято дома у нас, что даже вино-то твоё доброе, да, правильно, кагор, у нас как бы и прятать положено. Не сердись, доченька, что молчала тебе про это, не держи на мать обиды. Только скажи ты мне, откуда узнала, родимая». Представляешь, Сталкер, как я обомлела. Сижу, ни жива, ни мертва, а боязно-то как. Слышала я как-то ухом детским, что лучше не связываться с батей моим, а то он в три года мог лютости научиться. Тогда не поняла, что за пустяк такой сосед сказал, да вот теперь и поняла. Думала, соврать маме, или нельзя? Нельзя, думаю. Такое она мне в нескольких словах из души на ладошке протянула, что дунуть боязно, будто голая боль живьём трепещет. Тогда я ей и сказала про тебя. То есть она-то знала о тебе, но тут я не выдержала и дала ей почитать твой рассказ. Вот за тем и оставила дома. Мне кажется, поймёт она. Может и поплачет-вспомнит. Наверное, нет там ничего такого, чем бы с папой моим сильно сходилось, но это и не важно. Иной раз словом одним тронешь за душу, и как нитка из клубка потянется. А ниточка длинная, узелки на ней разные. Иную такую за всю жизнь не распутаешь. Но я сейчас побегу домой, лапушку-то в сад отвела, а вещицы постирать надо. Я тебе не говорила, как мне с садиком повезло? Никакой очереди, никакой возни с документами. Одноклассника встретила, а он там, оказывается, инспектор. Не в саду, конечно, а в этом, в районном, как их там сейчас. Собес, управа, да шут разберёт, над дверями десять табличек. Вот люди понапридумывают, нет, чтобы чётко всё по графам разложить. Ну, это я так, ворчу, как программистка. Представь, если в каждой новой версии среды одни и те же операторы будут по-разному зваться. Ни одного умника не хватит во всём этом хаосе — ещё и логикой орудовать. Как связи и циклы правильно выстраивать? Вот он-то и устроил её. Вчера позвонил поздно-поздно. Говорит — приходи. Что, прямо так? — спрашиваю. Да, говорит, приводи прямо так, потом сочтёмся. Он хороший, я его давно знаю. И правда, привела, всё как полагается. У меня-то всё давно на потом было собрано. Я и не ждала радости такой, что всё так быстро будет. У нас же как, садик либо сносят, либо какой филиал банка учудят. За оградой, с камерами и собаками. Вот, представляешь, а заведующая говорит мне с порога: Да, проходите. Вы мама новенькой нашей, Леоновой, да? Как вас? Просто Маша? Хорошо, Маша. Степан Иванович обо всём со мной договорился. Ну всё, Сталкер, я побежала. Заберу потом лапушку пораньше, всё-таки первый раз, боязно. Но пусть оно лучше так, чем как у конструктора твоего в рассказе. Пусть научится среди таких же, как она, жить и выживать. Тогда может не так надо было, а сейчас времена вон какое. Сожрут да не подавятся. Это я умею колючкой быть, не подцепишь, не подступишься. А ей надо учиться. Добрая она у меня. Побежала.