Тетрадки под дождём

А небо уже совсем серое. И дождь пошёл.

Папа мой достаёт одеяло. И мы накрываемся. Мы сидим под одеялом. А дождь хлещет и хлещет на нас. Всюду льётся вода. Наши вещи, наверное, промокли…

Мы почти в темноте. Я гляжу в щёлку и вижу дождь — больше я ничего не вижу.

— Дурацкий дождь, — говорит папа, — чёрт бы его побрал…

— Плохо, — говорю, — когда едешь и ничего не видишь.

— Это верно, — говорит папа, — не очень хорошо…

— И когда дождь — тоже плохо.

— Тоже плохо, — говорит папа.

— И когда ноги мокрые.

— Тоже верно, — говорит папа.

— Ты почему мне так отвечаешь?

— Как?

— Ну, как-то скучно…

— А тебе весело?

— Нет, мне почему-то невесело.

— Потому что дождь?

— И дождь, и война. Всё вместе.

— Но мы победим? Ведь верно?

— А как же!

— Эх, — говорю, — интересно всё же! Трах-бах! — самолёты, танки…

Одеяло с нас чуть не свалилось. Папа поправил его и сказал:

— Ну, ну, ну, не махай руками.

— Тебе каску дадут? — говорю.

— Дадут, — говорит папа, — всё дадут.

— Она ведь, наверно, железная. Даже стальная. Как ты думаешь, каска стальная?

— Стальная, — говорит папа.

— Ты ходи в каске, — говорю, — раз она стальная.

— Обязательно, — говорит папа.

А дождь всё льёт и льёт.

А мы всё едем.

16. До свидания, папа!

Я, мама, Боба стоим на балконе.

Мы глядим в темноту — всё вокруг темно, в нашем городе затемнение. Там в темноте мой папа. Мы слышим папины шаги, мне кажется, я его вижу, вот он обернулся, махнул нам рукой… Он только что вышел из дому. Только что с нами простился. Он уходит всё дальше, туда, в темноту.

— До свидания, папа! — кричу я.

— До свидания, папа! — кричит Боба.

Только мама стоит с нами молча.

Я кричу в темноту:

— До свидания!

Боба машет двумя руками. Темнота-то какая! А он всё машет. Будто папа его увидит…

…Шагов папы не слышно. Наверное, он свернул за угол. Мы с Бобой кричим:

— До свидания, папа!

Мой папа ушёл на войну.

Мы уходим с балкона.

17. Папы нету

С утра наш телефон звонит. Все спрашивают: «Уехал?» — «Вчера, — говорю, — уехал». — «На фронт?» — спрашивают. — «На фронт», — говорю. «Как жаль, — говорят, — не успели проститься!»

Быстро мой папа уехал. Никто не успел с ним проститься.

Звонят и звонят. Мамы нету. Я всем отвечаю. «Как, — говорят, — уже уехал?» — «Вчера, — говорю, — уехал». — «На фронт?» — говорят. «На фронт», — говорю.

Опять звонок.

— Ваш отец дома?

— Нет, — говорю, — он уехал.

— А когда приедет?

— Не скоро.

— А куда он уехал, если это не секрет?

— Это совсем не секрет. Он на войну уехал.

— На какую войну?

— Вы что, не знаете, что сейчас война?

— Некрасиво с его стороны, некрасиво!

— Что некрасиво?

— То, что он уехал.

— Почему же некрасиво?

— Он мне должен, а сам уехал.

— Чего должен?

— Кое-что должен.

Тут я прямо растерялся. Просто не знал, что ответить. Словно папа сбежал на войну от него. Просто меня зло взяло.

— Кто, — спрашиваю, — говорит?

— Не узнал, карапуз? Ну, будь здоров!

Теперь узнал. Это дядя Гоша.

Когда меня раньше спрашивали: «Ты кого любишь?» — я отвечал: «Папу, маму и дядю Гошу».

Но это было раньше.

18. Я вижу папу

Мы с Бобой едем в поезде. Мы едем с ним в Баладжары к папе.

Всё так быстро случилось! Так неожиданно! Вдруг звонит папа. Я сразу не понял, кричу:

— Что вам нужно?

А он говорит:

— Мне нужен Петя.

Я кричу:

— Петя вас слушает!

А он говорит:

— Папа вас тоже слушает.

Я как заору:

— Где ты, папа?

Он говорит:

— Недалеко.

Я кричу:

— Как на фронте?

А он смеётся.

— Мы ещё, — говорит, — не на фронте. Мы по дороге на фронт. Эшелон наш пока в Баладжарах. Мы здесь пока задержались. Как там у вас? Всё в порядке?

— Конечно, — кричу, — всё в порядке!

Папа всё маму ждал. А её не было. Тогда папа сказал, что он всех нас целует, чтобы мы были дружны, чтоб я слушал маму и Боба чтоб слушал, и папа повесил трубку.

Значит, папа от нас совсем близко! То есть на первой станции. Там, наверное, пушки и танки. Целый поезд военных. Папа не был военным, когда уезжал. Он был в своей старой одежде. И пистолета у папы не было. И никакой каски не было. А сейчас он, наверное, в каске. И пистолет на боку. Поглядеть бы на папу!

Но папа сейчас в Баладжарах.

А я здесь сижу. Просто глупо, когда папа там, а я здесь. Тем более он с целым войском. Тем более он в Баладжарах. Прямо, можно сказать, совсем рядом!

Я говорю Бобе:

— Слушай, ты можешь спокойно сидеть?

— Где сидеть? — спрашивает Боба.

— Ну, ничего не трогать.

— Чего не трогать?

— Ничего, — говорю, — не хватать и не трогать, а просто сидеть, можешь ты или нет?

— Почему? — говорит Боба.

— Я к папе еду!

— И я хочу к папе, — говорит он.

— Ну тогда, — говорю, — собирайся! Быстрей!

…И вот мы с ним едем в поезде. Правда, мы с ним разбили копилки — его мопса и мою кошку. Попадёт нам за это от мамы. Но зато мы купили билеты. Мы едем с настоящими билетами. Как настоящие пассажиры. Нам совсем не жалко копилок.

Очень медленно едет поезд. Ползёт еле-еле. Скорей бы! А то папа нас не дождётся. Уедет он со своим войском.

Боба заснул. Пусть спит, раз человек хочет спать.