Тетрада Фалло

И произошло чудо: после операции Ксюха стала расцветать! Дышала она, правда, еще напряженно и учащенно, но как-то с удовольствием, глазки ее весело блестели. Она чувствовала, что работает не зря, что теперь при ее дыхании в легкие попадает не углекислый газ — кислород! Я не вела еще музыкальных занятий в группе малышей, где лежала она, но часто к ней заходила. «Лежала» вместо «была» я произнесла не случайно. «Лежала» она в неперспективной группе, где «лежали» неперспективные дети. Это нормально, что все дети до полугода лежат и даже не садятся, но эти дети — на них было страшно смотреть — не садились и в полгода, и в девять месяцев... и большинство из них не сядет никогда! Раньше Ксюха выделялась из них только веселым, живым взглядом и беспокойными ручонками, которые жадно за все хватались. Но после операции произошло чудо. На десятый день я пришла к ней, она протянула ручки, а я вдруг почему-то решила поиграть с ней, отдергивала свои ладошки от нее. Сначала она гневно нахмурилась — вообще характер в ней чувствовался сильный. Потом она улыбнулась, но как-то напряженно, слегка напряглась — и вдруг села в кроватке и, торжествующе улыбаясь, схватила мои ладошки! Мы были счастливы — и я, и она. Потом я огляделась — со всех сторон доносилось бессмысленное гульканье, однообразные крики... Почему мы с Ксюшкой здесь? Я уже замечала на своих занятиях, что группа всегда в конце концов выстраивается под самого отсталого. Ребенок более развитый постепенно становится таким же ограниченным, как самый отсталый. За некоторых я хлопотала — о переводе в перспективную группу, но чаще случалось так, что по каким-то критериям (они были установлены здесь весьма четко) до перспективной группы он чуть-чуть недотягивал — и буквально на глазах деградировал, общаясь только с неперспективными. На бесперспективных и мне приходилось ориентироваться в своих занятиях — приходилось проводить лишь те распевки и притопы, которые могли выполнить все. Но глядеть на мальчика или на девочку, которые становились дебилами не только из-за дефектов рождения, но и по обстоятельствам, и по нашему решению, было тяжело. Неужто такое произойдет и с Ксюшей?

Я подъехала с этим разговором к Изергиной, но она сурово сказала мне, что распределением по группам и вопросом переводов занимается только Мынбаева, главный врач. «Идите к ней!» К Мынбаевой мне идти не хотелось, но я пошла. Мынбаева как раз возглавляла ту группу персонала, которая не любила меня, считая «папиной дочкой», присланной, чтобы шпионить, а потом захватить власть... Хотя с папой я не виделась уже давно, они могли бы это заметить! Но — не хотели замечать. Даже то, что я поехала с Ксюшкой на операцию и там общалась с медицинским бомондом, вменялось мне в вину, считалось «блатом»!.. Хотя — интересно, кто бы из них так возился с Ксюшкой, как я?.. И тем не менее, я собрала всю свою волю и, полюбезничав с секретаршей, вошла к Мынбаевой. Мынбаева, скуластая пожилая татарка, не переставая курить, сразу резко напала на меня (тему она знала — Изергина уже позвонила ей). Мынбаева произнесла издевательски, что мое «высокое происхождение» (опять речь о нем!) не дает мне права командовать делами, в которых я не петрю.

— По-моему, те времена кончились, — язвительно проговорила она, — когда партия нас учила, как и кого лечить.

При чем здесь партия? Я даже комсомольской активисткой никогда не была, и отец, кстати, никогда не толкал меня к этому. Просто я переживала за Ксюшку!.. Нельзя? Да. Видимо, не стоит. Уж точно не стоит делать вид, что я могу что-то решать или даже предлагать. В этой ситуации мои усилия могут иметь обратный эффект. Поэтому я смущенно потупилась и робко пролепетала:

— Извините, Фарида Латыповна! (Это унижение ты еще попомнишь у меня!) Я вовсе и не собираюсь ничего предлагать. У меня же нет медицинского образования! Мне просто кажется, что Ксюша... более развитая. И потом, эта операция так помогла ей!

Латыповна тут немного смягчилась (поставив меня на место, как казалось ей). Она достала медицинскую карту Ксюхи, читала, вздыхая.

— Да нет. Все правильно, — проговорила она.

— Что — правильно? — пролепетала я.

— Правильно она... в этой группе находится! Вот... гляди, — протянула она мне рентгеновский черный снимок, на котором брезжили вроде как дольки лимона. — Гидроцефалия у нее! Вода в клетках мозга! Конечно, не такая, как у Миши Павлова. Жить она будет...

А Миша не будет?!

— Но полноценной она не станет, и чем дальше, тем больше она будет отставать от своих ровесников. Так что... — Она решительно засунула Ксюхину карточку в пачку. Мол, окончен разговор!

— Но ей ведь операцию сделали! — сказала я. Уйду, и все — Ксюха обречена быть дебилкой!

— Но ей же не на мозге операцию сделали! — резко сказала Фарида. — А я тебе про мозг говорю!

Что-то я не помню, чтоб мы с ней переходили на «ты»! Но об этой ее «небрежности» мы лучше вспомним как-нибудь потом. А пока...