Тетрада Фалло

Даже грудные детишки (грудные, конечно, условно — кормили их искусственно) начинали различать кубики и, подняв желтый, пускали пузыри и улыбались. Крошки-близнецы сестры Балакины, которых считали слепыми или слабовидящими, четко хватали желтые кубики, я гладила их по головкам, и они улыбались. Им раньше просто незачем было видеть, а теперь, когда за удачу их хвалили, они уже могли что-то различать.

Положила я кубики и перед Ксюхой Троицкой (безымянный подкидыш, имя и фамилию придумала ей Изергина) — малышка, отпустив погремушку, подвешенную над ней, положила ручонки на кубики, и глазки ее вдруг стали хитренькими и веселенькими, она явно подумала о чем-то — может, впервые.

— Соображает чего-то! — произнес Костя, и мы с ним засмеялись.

Хотя меня вдруг резануло отчаяние: только моя никогда уже ничего не почувствует!

Однажды Изергина пришла ко мне на занятие и с умильной улыбкой просидела на нем до конца. Из груды сваленных на низком столике коротких веточек и сухих цветочков ребятки, держа в ручках баночки (кто не мог держать, ставил их на столик), составляли букетики — брали цветочек, потом палочку... вставляли. Порой вспыхивали даже стычки из-за какой-то веточки — но и это не полагалось подавлять: ценились любые, хоть какие-то проявления смысла! Половина группы так и сидела безучастно — некоторым я вкладывала в ручку цветочек, но дальше они так и сидели неподвижно, потом роняли цветок, не реагируя на это.

Время шло, и Изергина, почему-то расцеловав меня, попросила зайти к ней «пошептаться», как доверительно произнесла она.

— Как твое ощущение... вообще? — вдруг спросила она, когда мы уселись с ней в креслах напротив.

Да, похоже, я пошла в отца, если со мной, первокурсницей, «шепчется» директриса. Впрочем, «шепот» этот, увы, касался не столько меня, сколько отца.

— Ты знаешь, как фонд «Врачи мира» помогает нам! — произнесла директриса.

— Так половина пособий — от них! — Я не стала с ней спорить.

«Интересно только, — подумала я, — откуда у нее эта помада? Тоже от „Врачей мира“?»

— Так вот... скоро к нам приедет их главный менеджер...

Слова-то научилась говорить какие!

— Джуди Макбейн. — Она строго глянула почему-то на меня. — А это, сама понимаешь, налагает!..

— Ну, так не все же пособия есть — не все получается! — с отчаянием проговорила я. Кто же знал, что эта Джуди так скоро приедет, — я всего полгода после возвращения проработала тут!

— Ну, как раз помогать нам в этом она и приедет, — сказала Изергина. — Интернат как раз не очень беспокоит меня — у нас все более-менее, в меру наших сил! — Она скромно вздохнула. — Меня больше беспокоит другое...

Что же, интересно, еще, кроме интерната, может так уж беспокоить ее?

— Город, — проговорила она и уставилась на меня в упор. Мол, город — это уже по вашей части. Да нет. Многовато чести!

— А что ж я могу?

— Вот. — Она взяла с нижней полки журнального столика газету и положила наверх.

«Утро». Городская газета. Одно время прекратила свое серое существование (помню, одни мелкие буквы, однообразный фон) и вот — внезапно возродилась, став гораздо пестрей.

— Вот. Выпускается на средства твоего папы...

К папе все же подобрались!

— Ну не на личные, разумеется, на общественные! — поправилась Изергина. — И вот — статейка. Режет нас без ножа!

Броско напечатано! Раньше у нас «Вечерка» позволяла себе такой более-менее бойкий стиль. Но «Вечерка» исчезла. И видимо, «лучшие кадры» влились сюда. «Похитители душ». Подпись — О. Невинный. Хороший псевдоним!.. Это мы, оказывается, «похитители душ» — с помощью американских методик, разработанных ЦРУ, помогаем этой организации похищать души наших детей (причем — ослабленные души больных детей!). Мы вселяем в них алчность, агрессию, чуждую нам мораль: «Утопи ближнего!» и т. д. Как будто раньше их души цвели... Они вообще спали!

Я подняла взгляд на Изергину. Выражение ее лица меня испугало. Зависть, страх, ненависть — и соус какой-то сладкой льстивости. Что она думает обо мне? Что-то такое, видимо, чего я сама не знаю! Однако я выдержала ее взгляд.

— Ну... и что скажете? — Она вдруг перешла даже на «вы».

Судя по проницательному ее взгляду, она ждала от меня не политической оценки: тут, как говорится, все было ясно и ежу. Она выведывала что-то другое... Ага! Поняла.

— Ну... Ясно, что автор довольно подробно знает, как тут у нас. Или кто-то... ему рассказывает!

Глаза Изергиной вспыхнули черным пламенем. В цель! Взгляд ее стал еще пронзительней: «Ну! Намекни хотя бы!»

Ах вот она о чем! Не засланный ли я казачок? Точнее — казачка! От папы — в это богоугодное заведение, в котором мировой капитал точит свои зубы. Я — О. Невинный? Вот почему она так со мной почтительна! Боится, приглядывается... с чего это дочь «самого» в столь убогое заведение пожаловала? Чуют, может, золотой дождь? Не упустить бы! Вот что читалось во взгляде Изергиной... Да, много чего на мои хрупкие плечи. Это в мирные, называется, игры они тут играли, добро сеяли в душах!.. такой оскал.

— Ну, я бы, наверное... женский псевдоним бы взяла. — Это я произнесла, кажется, вслух.