Вяло позавтракав, я села за рояль и заиграла вечную мою «Песню без слов» Мендельсона, которую готовила для выпускного экзамена. Появится он хотя бы на экзамене? Но и там мы будем у всех на глазах. Похоже, «Песню без слов» я играла с чувством — едкие слезы бежали по щекам.
Вдруг раздался звонок. Это было такой редкостью! У нас в «Дворянском гнезде» редко ходили друг к другу в гости, а о гостях «с воли» обычно звонил охранник и спрашивал, впускать на территорию или нет. Но вдруг — это Влад как-то все же прорвался? Обогнав толстозадую Полину, я кинулась открывать. В дверях стоял Гриня.
— ...Привет, — произнесла я упавшим голосом, и интонация моя вызвала у него усмешку.
— Всего лишь я. Петрович уехал?
Я знала, что многие работники — ровесники отца или те, что постарше, — называли его Петровичем, и мне даже нравилось это. Но в устах Грини как-то покоробило.
— Улетел в Москву, — сказала я сухо.
Тут Гриня как-то лихо мне подмигнул — мол, дело хорошее... Ну и что?
— Хотел тут спросить... — Он пошел к своему синему «жигулю».
— Ты сейчас куда? — проговорила вдруг я.
— Да в больнице ждут... совещание! — произнес Гриня.
В этом не было ничего поразительного — он работал в отделе здравоохранения, курировал больницы. Но сердце вдруг прыгнуло.
— А подбросишь меня... в училище? — Последнее слово я произнесла специально громко, чтобы эта толстая попа услышала.
— В училище? — Гриня еле заметно моргнул. — Дело хорошее!
Из кухни высунулась Полина, капая вареньем с булки на передник. Увидев Гриню, разлыбилась.
— Подброшу Маринку, — сказал он.
Я кинулась в комнату, сложила ноты, надела куртку. И села в машину.
— И кто его знает... чего он моргает! — пропела я, и мы с Гришей засмеялись.
Влада я увидела в конференц-зале больницы и сквозь стеклянную дверь долго смотрела на него. Наконец он что-то почувствовал, взглянул на меня и почему-то испугался.
— Тебе плохо? — пролепетал он. Других версий ему в голову не пришло.
Я смотрела на него. Потом покачала головой:
— Нет. Мне хорошо.
Когда наконец он окончательно освободился, вышел из зала и подошел ко мне, я заметила, что взгляды коллег, брошенные на нас, его дико смущают. Будто к нему прилетела Аэлита с Марса, и он должен всем объяснить, кто такая.
— Мы можем уйти? — пришла я к нему на выручку.
— Вообще, — пробормотал он, и заулыбался, и закивал кому-то, проходившему мимо. — Сейчас, сейчас! Вообще... — Он снова повернулся ко мне. — Мы... тут... собирались на митинг пойти... против химкомбината.
Ну что ж, дело хорошее... Если более увлекательных предложений у него нет... Митинг так митинг. Не лучшее, конечно, место для лирики. Но зато мы можем бесследно затеряться в толпе. Это его и привлекает, видимо. «Где лучше всего прятать листья? В лесу», — писал мой любимый Честертон. Ну что же, побудем листьями.
— Не знаю, удобно ли тебе... — пробормотал Влад.
— В смысле папы? А можно я без папы пойду?
— Это было бы замечательно! — улыбнулся он.
Славно погуляли на митинге! При выступлении пламенного Гельчевского мы с Владом взволнованно взялись за руки — и так и стояли. Опомнившись, он испуганно посмотрел на меня, но я спокойно ему улыбнулась.
И это — «испанский герцог», взрослый мужик, почти хирург! Когда папка бывал в добродушном настроении и допускал-таки мысль, что я когда-нибудь выйду замуж, он говорил: «Ох, чую, выберешь ты такого мужика, из которого сможешь веревки вить!» Неужели он прав?.. Не торопись, Джульетта! Хотя времени у тебя в обрез: боюсь, до конца митинга будет не достоять — скоро в училище.
— Я так себя чувствую... словно с принцессой Дианой на митинг пришел, — улыбнулся Влад.
— А я... будто с испанским герцогом! — проговорила я, и мы засмеялись. — У меня чаще другой кавалер был... Иван Сергеич. Ветеран труда. Водитель папин.
Мы наконец разговорились. Чтобы не отвлекать людей от митинга, нам пришлось уйти.
— Кошелева прибыла своим ходом! Действительно, значит, процесс пошел! — приветствовал мое появление в музучилище наш весельчак Сеня Вигдорчик.
Я спокойно улыбнулась ему, потом повернулась к Владу. По идее, надо было назначить очередное свидание, как это принято у нормальных пар. Но что я могла точно назначить, кроме выпускного экзамена по классу рояля?
— Ну, все... я позвоню тебе, — непринужденно сказала я Владу.
У класса, где должна была быть консультация перед экзаменом по музлитературе, я вдруг увидела постоянного своего кавалера, Ивана Сергеича, бледного и дрожащего.
— Что ж это вы делаете... Марина Павловна! — пробормотал он.