Тетрадь в десять листов

«Конечно, собираемся. Мы прошли такой путь, измучились, наконец-то оказались под крышей, разве мы в силах теперь пройти обратный путь? — думал я. — Но ведь электромельнице ничего не стоит перемолоть это зерно за два часа. А еще только начинает темнеть. Что же мы будем делать до утра?»

Мы как могли боролись с одолевавшим нас сном. Начали со сказок. Мельник прилег на низенькую лавочку у стены и задремал. Устал, видно. Вскоре запас сказок иссяк, все загадки были разгаданы, играть в чет и нечет надоело (Мамука, оказывается, специально для этого взял два полных кармана мелких орешков), а до рассвета было еще далеко. Мельник тихонько похрапывал. Гигия заглянул в воронку жернова. Мельник наказывал нам бодрствовать и остановить мельницу, когда зерно будет перемолото.

— Пока рано, — сказал Гигия.

Тенго свернул пустой мешок и положил под голову. Мамука клевал носом, меня тоже стала одолевать дремота. Вскоре, наверное, всех одолел бы сон, если бы я неожиданно не вспомнил одну игру.

— Ребята, игру о знаменитых людях знаете?

Видно, мой голос прозвучал очень громко. Мамука подскочил и стал протирать глаза:

— Что?

— Знаете игру о знаменитых людях? — повторил я.

— А как в нее играют?

— А вот так… — Я оглядел лежавших на полу ребят. — Слышите, Леван, Тенго, проснитесь!

— Нашел время играть!

— А ну давай, — сказал кто-то.

— Слушайте. Нужно задумать какого-нибудь знаменитого человека, писателя, ученого или государственного деятеля. Поняли? Все равно, жив он или нет, был бы знаменит… Я задам девять вопросов, а на десятом отгадаю, кого вы задумали.

— А если мы не ответим на вопросы?

— Нет, ответить нужно на все. Поэтому вы должны хорошо знать биографию того, кого задумали, — когда родился, национальность, чем прославился…

— Хорошо, я уже задумал, — сказал Мамука и хитро сощурил глаза.

— Задумал? Ну, я начинаю.

Я загнул мизинец и спросил:

— Ученый?

— Нет, — ответил Мамука и тоже загнул мизинец.

— Композитор?

— Нет, — обрадовался Мамука.

— Государственный деятель?

Мамука задумался:

— Он был и государственным деятелем.

— Европеец?

— Нет, уважаемый, — покачал головой Мамука, — ты задал уже четыре вопроса.

— Азиат?

— Азиат. — Мамуке стало неприятно, что я отгадал.

— Не писатель ли?

— Правильно… писатель.

— Скажи мне, он грузин?

Мамука кивнул в знак согласия. А я задумался: какого грузинского писателя мог он задумать.

— Не хромал ли он? — спросил я внезапно.

— Нет, это не тот, кого вы имеете в виду, — снова обрадовался Мамука.

— Нет ли у него такого стихотворения: «Лес расцветает нарядный, ласточки в небе поют…»

— Есть, есть, — улыбнулся Мамука.

— Значит, ты задумал Илью Чавчавадзе! — воскликнул я.

Ребята развеселились. Всех заинтересовала эта игра.

— А теперь я задумаю, — сказал Гигия.

— Задумал? Начинаю спрашивать. Считай… Не жил ли он в девятнадцатом веке? — На этот раз я решил пойти другим путем.

— Нет, — покачал головой Гигия.

— Ученый?

— Ну да, Ньютон! — вырвалось у Гигии.

Все расхохотались. Засмеялся и Гигия, смущенно поглядывая на нас.

— Погоди, я задумаю другого, — взмолился он.

— Нет, на этот раз задумаю я.

— Нет, сперва я.

Ребята оживились.

— Вот я задумаю, и тебе ни за что не отгадать, — пригрозил Бачука.

— Кого бы ты ни задумал, все равно отгадаю.

— Давай пари!

— Давай! — Мы взялись за руки.

— На что? — спросил Бачука.

— На что хочешь.

— Хорошо, если я выиграю, ты сам потащишь свой мешок. — Бачука покосился на Гигию. — А если нет, снова понесу я.

— Идет! Итак, начинаю. Американец? — Я почему-то решил, что Бачука выберет дальнюю страну.

— Нет.

— Европеец?

— Два, — сказал Бачука, согнув палец, и покачал головой.

— Значит, азиат… это я уже не спрашиваю… Его войска не разоряли Грузию?

— Извиняюсь, вы ошиблись, — хихикнул Бачука.

— Не жил ли он при царице Тамаре? — вдруг почему-то вспомнил я Руставели.

— Уже четыре… не жил. — Бачука снова посмотрел на Гигию.

— Писатель? Композитор? Ученый? — засыпал я его вопросами, но все напрасно.

Я имел право еще на два вопроса, а потом должен был назвать фамилию того знаменитого человека, которого задумал Бачука.

— Может быть, государственный деятель? — спросил я наугад.

— О да, государственный деятель, — сказал Бачука. — Еще бы не деятель!

— В настоящее время жив?

Бачука захихикал:

— Жив, и ты его хорошо знаешь.

— Знаю?! — удивился я. — Никого я не знаю…

— Сдаешься?

— Сдаюсь, не отгадал, — поднял я руки.

— Проиграл пари?

— Проиграл, — смутился я. — А теперь скажи, кого ты задумал?

— Гигию! Чем не государственный деятель? Ведь он организовал помощь колхозу.

Не успел Бачука произнести эти слова, как раздался звук пощечины, потом другой, третьей, и Бачука, словно мяч, ударился о стену и растянулся. Рассвирепевший Гигия бросился было к нему с кулаками, но я вскочил и преградил ему дорогу.

— Успокойся, Гигия, хватит с него.

— Над чем смеется эта обезьяна!

— Хватит, Гигия, прости его, — стали просить и остальные ребята.

— Что я должен простить этому дураку! Нашел над чем смеяться! — весь дрожал Гигия.

— По глупости он. Хотел угодить тебе, — вкрадчиво сказал Мамука.

— Я ему дам «угодить», я из него лепешку сделаю.

— Что случилось?! — неожиданно раздался голос.