Тетива. О несходстве сходного

Новое стоит в огненной могиле и сперит и с Данте, и с его родом, и с его партией, и с религией.

То новое, что рождается в прошлом, упорядочено архитектурой «Божественной комедии» и в то же время торжествует над ним.

Догмы религии опровергаются идеями Возрождения. Сам образ Беатриче включает в себя спор. Беатриче «Чистилища» едет на колеснице, запряженной фантастическими животными, образ которых дан видениями пророков, но уже давно приобрел геральдическое значение. Беатриче говорит, однако, с поэтом не как воплощение богословия, а как живая строптивая женщина, упрекающая любящего, а может быть, любовника за измену. Поэт тоже слушает ее как живую и понимает ее упреки. Беатриче говорит Данте:

«Вскинь бороду...»

Поэт подчеркивает разговорность интонации:

И бороду взамен лица назван,
Она отраву сделала жесточе.

Реальность интонации бытовой ссоры звучит с пророческой колесницы.

«Чистилище» еще более биографично; в него введена любовь, любовь сопровождает в лице Беатриче поэта по уступам горы вверх, так, как Вергилий сопровождал его по уступам «Ада» вниз.

Воронка Ада объемна, как бы является матрицей горы Чистилища.

Прошлое не исчезает в поэзии, но существует переосмысленным, переключенным.

«Божественная комедия» в русской литературе имеет свое незанятое место. Гоголь, назвав свое произведение поэмой, мечтал создать великую трилогию: «Мертвые души» – это мертвые души ада, не воскрешенные Россией.

Ироническим намеком в сцене составления купчих на мертвые души упомянут Вергилий, который «прислужился Данту» – коллежский регистратор со спиной вытертой, как рогожка, ведет Чичикова в комнату присутствия. Здесь сидит Собакевич, «совершенно заслоненный зерцалом».

«Зерцалом» называется застекленный ящик, многогранник, в котором были заключены указы Петра о новом построении общества.

Плуты собрались около зерцала торжествуя.

Предполагалось создать еще «Чистилище», которое было только начато во втором томе, и «Рай».

«Чистилище» было сожжено Гоголем.

«Чистилище» сгорело в огне, а на «Рай» тем более не хватало реального видения. Круги «несходства» не осуществились.

Полного повторения формы в искусстве почти не бывает, оно может свершиться только в пародии. Полного отражения не получается потому, что история не повторяется.

«Лирическими отступлениями», как пологими ступенями, хотел провести читателя Гоголь в иной мир, но ему пришлось написать, что все это было понято «превратно».

Он хотел оправдать время, указав не только действительность существовавшую, но и ее разумность. Он искал выхода из ада без мук революции, возлагая надежду на перестройку души человеческой, без тех темных переходов сквозь глубину, через которую вел Вергилий Данте, вел и не привел. Это положило начало долгого спора в русской общественной мысли.

Блок, Маяковский вошли в новое, отрицая старое. Маяковский в «Мистерии-буфф» ввел команду нечистых в рай и не смог построить рая. Я слушал об этом печальный разговор между Блоком и Маяковским.

Было это на Троицкой улице, ныне улице Рубинштейна.

Память о прошлом остается в новом в снятом виде.

Юрий Олеша рассказывал незаписанную сказку; я ее сейчас запишу, чтобы она не пропала.

Жук влюблен в гусеницу, гусеница умерла и покрылась саваном кокона. Жук сидел над трупом любимой. Как-то кокон разорвался, и оттуда вылетела бабочка. Жук ненавидел бабочку за то, что она сменила гусеницу, уничтожила ее.

Может быть, он хотел убить бабочку, но, подлетев к ней, увидел у бабочки знакомые глаза – глаза гусеницы.

Глаза остались.

Старое остается в новом, но оно не только узнается, но и переосмысливается, приобретает крылья, иную функцию.

Глаза теперь нужны не для ползания, а для полета.

Количество признаков поэтического может быть уменьшено до предела. Возникает сюжетная метонимия.

Успех писателя

Иду по широким ступеням прошлого, здесь взяв себе в Вергилий Тынянова.

Иду, как живой человек и как эхо прошлого.

Но эхо – это не только прошлый звук, эхо иногда предсказывает нам строение дна, до которого мы не можем достичь, и те годы, которые находятся перед нами.

Давно пройдены полупути земного бытия. Мысли становятся воспоминаниями.

Но стоит жить, вспоминая тех, которых видал живыми, и вспоминать тех, которые умерли сотни лет тому назад и сами вспоминали людей, которые жили тысячу лет тому назад.

Так, как вернется к нам Маяковский, как «живой с живыми говоря».

Передохну. Ступени трудны. Между ними нет ни метро, ни пешеходной тропы.

Сейчас будет еще подъем.

Теоретик стал романистом-исследователем.

Тынянов не был счастлив, хотя побеждал трудности и знал, для чего работает. Он знал, что он человек революции, который изучает прошлое для понимания сегодняшнего дня. Жажда дать цель конкретности искусства, цель познаний фактов литературной борьбы привела его к продолжению работы художника.

Роман «Смерть Вазир-Мухтара», новый круг работы над «Архаистами и новаторами».