Тетива. О несходстве сходного

Но так как до опознания они существовали как люди непривилегированные, то сам первоначальный их показ был скрытым протестом.

Но мы начнем не с греческой трагедии, не с комедии Менандра, а с фольклора.

Примечания к главе «Человек не на своем месте» и несколько слов о пепле

Сейчас собрано такое количество сказок, что для того, чтобы разобраться в них, не хватает ни памяти, ни картотеки. Надо было заводить большую кибернетическую машину, но какое задание дать ей?

Конечно, не сказки в этом виноваты, всех помнить не надо, их надо прочесть, проверить, сопоставляя друг с другом. Но для меня, как для писателя, а не представителя академической науки, идеалом работы является такая, в которой человек, налив стакан из бочки, дал обобщение по образцу.

Знание равно предвидению. Факты, умножаясь, расползаются не только потому, что силы науки все время растут, но и потому, что они трудно сводимы. Похожи герои волшебных сказок стран, чрезвычайно отдаленных друг от друга, время тоже как будто мало меняет сказки, а сказка живет в чтении и театре.

В книге Е. М. Мелетинского «Герой волшебной сказки»[61] , в отличие от многих других, даны обобщения. Много их в главе «Низкий» герой волшебной сказки».

Устанавливается, что в волшебной сказке есть два типа героев. Один – герой благородного происхождения, например Иван-Царевич; другой – низкий, «не подающий надежд». Термин «не подающий надежд», кажется, создан самим Е. Мелетинским.[62]

Низкий герой живет в грязи. Часто он младший сын, часто сирота, он может происходить от животного. Он некрасив и очень часто плешив.

Особенно плешивость героя подчеркивается на Востоке.

Плешивый герой в результате становится героем удачливым. О нем в каракалпакском эпосе «Сорок девушек» создана целая эпопея.

Должен напомнить имя еще одного плешивого героя, который не упомянут Мелетинским. Это пророк Елисей. Он был не только плешив, но и обидчив.

Когда он проходил однажды мимо селения, то дети стали дразнить его: «Иди, плешивый! Иди, плешивый!» Пророк разгневался: «Он оглянулся и увидел их, и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса, и растерзали из них сорок два ребенка» (Библия, четвертая книга Царств, гл. 2).

Напоминание о плеши – тяжелое оскорбление. Униженный может возвыситься только в сказке и отомстить так страшно, как это сделал Елисей.

Низкий герой как бы не причастен к семейному очагу. Он живет в теплом мусоре – в пепле.

Отсюда имя героини знакомой сказки – Золушка. Герой азербайджанской сказки катается в золе.

Рядом с Золушкой существует «запечник» – его зовут «попелов», он лежит на печи; в карело-финской сказке он пересыпает пепел.

Пепел и остывающая чужая печь – древнейшие жилища униженных.

В старой Бухаре бродяги, на долю которых доставалось исполнение казней и одежда замученных, грелись в остывающих печах бань. Здание бани было рядом с площадью, на которой происходили казни. Было это в начале нашего века. Об этом рассказывал Садриддин Айни.

Пепел – мусор огня. Пепел – знак унижения. Отсюда, по моему мнению, обычай в знак последней скорби, отчаяния посыпать голову пеплом.

В книге Бытия Авраам говорил: «я, прах и пепел». В книге Иова страдалец сел в пепел. В псалмах псалмопевец (псалом 101) говорит: «Я ем пепел как хлеб». Иезекииль посыпал пеплом голову, и пророк в стихах Лермонтова сказал:

Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий.

Это образ, постоянно возникающий. Этот образ родился и там и тогда, когда человека не пускали к огню и он грелся у горы выметенного пепла.

Объяснений такого выбора мест много: распадение первобытного коммунизма, распадение родовых связей, так называемый минорат – наследование имущества младшим, что долго держалось, изменение семейных отношений и т. д.

Но разные причины приводили к одному положению, и сказки выбирают из разно возникшего одного и того же.

Поэтому поместим здесь плешивцев, паршивцев, сироток и золушек и гадких утят в разряд существ, живущих не на своем месте.

Трагичен Верду, который перед смертью попробовал ром и сказал «не нравится».

Это трагично, потому что больше ему уже ничего не придется пробовать в жизни. Нравится ему или не нравится что-нибудь – это неважно и только раскрывает трагичность положения человека, которого убьют через несколько минут, а ведет он себя так, как будто еще будет пробовать напитки.

Так подробно об этом говорю, потому что искусство существует только в конкретности, и за всеми сказочными приемами и томами романов, за общими местами романов и за всеми сюжетными ходами стоит рассказчик, человек, который говорит это как бы впервые и ведет вас по как бы знакомым путям, а в результате показывает вам новое.

Итак, человек не на своем месте – это обычный герой искусства.

Не устроен человек в старом мире.