У древних было иное представление о целостности. Повторяю.
Для Аристотеля «отдельное» – это целое: «А
Здесь целое – это прежде всего миф – фабула в аристотелевском понимании этого слова. Но фабула развернутая, например, в трагедии или в эпопее, конечно, представляя собой целое, не единственное целое и внутри само распадается на свои целостности, которые могут быть не только расположены в новое большее целое, но и могут быть выделены и сравниваемы сами по себе. Например, список кораблей, данный в «Илиаде», представляет собою некоторое целое. Так этот список представлял себе или, вернее, ощущал Мандельштам в стихах:
Но и в этом списке есть куски, которые представляют собою, будучи выделенными, некоторое целое и могут быть оценены и сравниваемы.
Осип Мандельштам читал список кораблей не только для того, чтобы заснуть. Для него это описание было нечто целое. Вероятно, таким оно и было для певцов-создателей. Список кораблей давал представление о всей Греции, о силах, которые собирались вокруг Трои, о взаимоотношениях этих сил. Количество кораблей обозначало степень участия отдельных царей в этом бою.
Но в то же время это описание представляет собой и самостоятельное произведение, часть которого тоже может быть воспринята как самостоятельная. При помощи стилистического напряжения.
Среди кораблей было три, приплывших с острова Симы.
Вот что о них говорит Цицерон:
«Все привычное низменно и поэтому не вызывает удивления. Гомер и Нирея, личность незначительную, и его военные средства, бывшие довольно ничтожными, – три корабля и немногих людей – возвеличил и сделал из малых большими, употребив двойную и смешанную фигуру, анафору и разделение:
Анафора имени выдвигает Нирея, а расчленение производит впечатление множества средств, хотя они состоят всего из двух или трех предметов. И хотя он упоминает в своей поэме Нирея только один раз, мы помним его не хуже, чем Ахилла или Одиссея, которые упоминаются чуть не в каждом стихе. Причина этого – сила фигуры. Если бы он сказал «Нирей, сын Аглаи из Симы, привел три корабля», это равнялось бы умолчанию о Нирее»[23] .
Анафора здесь способ выделения.
Вообще анафорой называется созвучие начал. Имя Нирея занимает одинаковое место в двух строках. Этим оно подчеркнуто и выделено. И хотя весь отрывок состоит из четырех строк, но они дают если не образ, то обозначение, знак, который мы запоминаем. Знак повторен, усугублен. Имя не упомянутого в бою героя запоминается очень крепко. Имя, дважды подчеркнутое, дает нам и представление о том, что людей на корабле Нирея было много и были они разными, дает как бы глубину сцены, хотя оно как бы и несущественно.
Анафора делает частичное целым.
Отдельное бытие этой строки основано на том, что в старину называлось словорасположением, оно создано движением стиха, стихотворным напряжением.
Мы тут можем говорить о том, что напряжение это ведет к тому, что мы как бы удивляемся, как бы закрепляем какое-то явление. Мы испытываем его как бы нагруженным. Мы слышим звук тетивы натянутого лука.
В литературе «отдельное» часто воспринимается как «целое», если отдельное выделено – напряжено.
В чем особенность искусства и что такое единство произведения
В качестве основы художественного произведения иногда выдвигают вообще образность. Но что такое образность – неизвестно. Под словом «образ» понимают и особый способ изображения, художественность описания: одновременно говорят про «образ Татьяны» или «образ Онегина». То есть под образом понимают человека, изображение. Слово «образ» – это тоже образ.
Это не точное определение – не термин.
Если взять академический словарь пушкинского времени, то мы увидим много противоречивых определений слова «образ».
Приведу разные толкования из 4-й части словаря Академии Российской, изданного в 1822 году.
Вот перечисление некоторых значений слова «образ»:
«Наружный вид. Изображение или подобие какого лица. Пример. Способ, средство. Порядок, расположение мыслей».
Мы, например, говорим, что это дело было сделано «таким образом». «Содержание, сущность».