— Пошел в жопу!
— И туда тоже!
— Что?! Ах ты ж, козлина озабоченная, отпусти! Ты заигрался! — опять пыталась брыкаться ногами. Каким-то чудом освободив одну руку, хотела втащить мне по лицу, а попала в ухо.
— Нет, это ты заигралась, и пора подвести нашу интересную дружбу к логическому завершению, не находишь? — схватив Карину за оба запястья, перехватил их левой рукой, а правой начал стаскивать ремень с джинсов, проталкиваясь между ее ног и наваливаясь сверху. Еще несколько секунд возни и отборного мата, и Карина поражённо затихла подо мной, тяжело дыша, ее пухлые губы слегка подрагивали, а зелёные глаза метали искры в полутьме. Вот я мудак, что я творю! Блядь, как же меня ломает! Заднюю дать не мог уже, все, механизм запущен. Как же я хотел Карину! Никого и ничего в жизни я так не хотел, как ее! Неистово и жёстко! Чтобы только мне принадлежала до конца жизни!
Вдавив Карину в сиденье кожаного салона, одной рукой придерживал запястья, а другой в спешке расстегивал джинсы и стягивал их с себя вместе с трусами нахрен. Раскаленный стояк, вырвавшись на свободу, шлепнулся о Каринино бедро. Она вздрогнула от неожиданности.
— Ты долбаный извращенец! — моя бестия шипела, извиваясь подо мной, а меня это еще больше заводило, хотя куда уже, нафиг, больше?
— Да-а-а, — с каким-то особо изощрённым кайфом протянул последнее, удивляясь себе и своему же голосу. Жадно провел мокрой и горячей от возбуждения ладонью по внутренней части бедра Янчевской, и если ее платье было почти уже на талии, то наличие колготок в мои планы явно не входило. Одним рывком впиваясь в тонкий капрон, разорвал их прямо на ней, стягивая вниз. Карина же опять визжала, осыпая мою спину кулаками. Глупая девочка наивно полагала, что меня это остановит. Пальцами скользнул ей под платье, натыкаясь на тонкую лямку атласных трусиков.
— Ты псих! Я тебя не хочу, и никогда не хотела, и никогда уже не захочу! Все, что ты там себе напридумывал — это все твоя больная фантазия, тебе лечиться нужно! — всхлипы и рыдания оглушали меня.
— Ах вот оно что… — внутри разлилось такое неприятное и болезненное чувство, словно кто кислоты хлестанул, все насквозь прожигая. Сразу вспомнились слова Ромы о том, что Карина никогда моей не будет и никогда не полюбит меня! Сука! Янчевская уже находилась на грани настоящей истерики. И тут меня осенило, что вообще происходит блядь!!Чёрт, уебок, ну что ты творишь!?Выходит что я защищал ее от синего Ромы, от того озабоченного типа в клубе чтоб самому же в итоге нагнуть ее на заднем сиденье своей тачки?! Отвращение и ненависть к себе заполнили меня целиком и полностью, горло сдавило с такой силой что прочистить не удавалось, сознание плыло я вдруг почувствовал себя последним гнидой и ничтожеством на всем белом свете, да так, что впору было бы на полной скорости уебаться в железобетонную стену. Я изумлённо посмотрел на рыдающую Карину и меня окончательно размазало…
Прости…
Прости…
Прости…
Все что генерировал мой мозг.
Глава 25
— Все, что связано с тобой, не просто! Я люблю тебя, ты слышишь?! Люблю!
Егор(с).
— Прости… прости меня! Да, я маньяк! Я псих! Я не знаю, как так получилось, но мне нужно, как воздух, оказаться в тебе! И да, для меня это не просто секс! Все, что связано с тобой, не просто! Я люблю тебя, ты слышишь?! Люблю! — с такой горечью выплюнул это признание, словно эта любовь была моим самым большим разочарованием в жизни, крестом который мне доведётся теперь нести до последнего А ведь, по сути, так и было. Безответное чувство к женщине, которая никогда меня не полюбит, — что может быть хуже, что?! Сколько у меня было телок, которые с довольным визгом штабелями прыгали мне в койку, а мне, идиоту, нужно было втюриться в ту, которой плевать на меня. Ей на меня плевать! Абсолютно похеру. А теперь после сегодняшней выходки к этому “плевать” еще и ненависть добавится. Фантастический коктейль, мать вашу. Да и хрен, пусть ненавидит! Да пусть хоть ненавидит, если полюбить не способна.
Карина все это время всхлипывала и ошарашено пялилась на меня, не вымолвив ни слова.
— Разрешаю тебе меня ненавидеть! — заявил, торжественно натягивая худи. — Ты мечта всей моей жизни, а я редкостный мудак, но не насильник! Я бы никогда не причинил тебе боль. Прости, если сможешь… Давай я отвезу тебя домой, — я уже начал перелазить обратно на
водительское сиденье, когда в спину будто бы высоковольтным разрядом прилетело:
— Поцелуй меня…
— Что?! — охренев, обернулся и, часто моргая, посмотрел на нее. — Что ты только что сказала?
— Поцелуй меня в последний раз…