Тетерев мечты

Аня вспомнила, как в первый раз привела Додика показать родителям. Он жутко сопротивлялся, ссылаясь на занятость, которой у него в жизни, вообще-то, не было. Бабушка раскусила Додика моментально. Когда Аня помогала ей собирать на стол, Лиза Ефимовна включила вытяжку на полную мощность и сказала Ане на ухо:

– Он как просроченный салат: заветренный и скользкий.

– Бабушка, перестань! У тебя хороших людей вообще нет.

– Хорошие давно перевелись. Остались единицы сносных и терпимых.

Отец Додика не воспринимал, а мама делала вид, что рада счастью дочери. Но перед самым отъездом в Израиль папа своё мнение всё же выразил. Глубоко затянувшись, он выпустил густую струю дыма и с грустью в голосе промолвил: «Ты от него сбежишь. От такого, как Додик, даже к арабу сбежать не грех». Но папа не угадал, и сбежал Додик. Причём сбежал до свадьбы. Уехал из Тель-Авива в Хайфу и начал жить с полной возрастной женщиной, имеющей две парикмахерские и массу вредных привычек.

«Как же всё стремительно и глупо вышло, – думала Аня, – встреча с Додиком, решение уехать, его побег и пытка неопределённостью на чужбине». Прислонив винтовку к дереву, Аня улеглась на коротенькую деревянную скамью, вытянув ноги, преющие в тяжёлых пыльных берцах. «Кому, кроме командиров, я нужна, рядовой ЦАХАЛа Аня Бар, – накручивала себя девушка. – И что потом, после службы? Работа в каком-нибудь маркете с душистыми от жары прилавками и продавцами или курсы медсестёр? По вечерам телевизор и мысли о том, как выплатить ипотеку и автолизинг. Да и замуж выйти надо. А за кого? Вокруг одни сплошные додики. Хотя… Можно выйти за хасида. Выйти за пейсатого и разом похоронить все мечты о будущем».

Аня закрыла глаза и ощутила горячие струйки слёз, скатывающиеся к ушам. Там, вдалеке, громкая, пёстрая, разудалая и заставляющая тосковать Москва. Ирка с рассказами о вереницах загорелых самцов, Алиса со вселенской грустью в глазах и родители с кошкой, которой уже девять лет. Мама говорит, что она тоскует и укорачивает этой тоской жизнь. На мгновение Аня воссоздала в памяти обстановку «Миража». Высокие стулья, отполированная стойка со свежими следами от мокрой тряпки, пронизывающий блюз и вкусные коктейли с водкой. Аня пьёт, смеётся и, конечно же, не думает, что совсем скоро будет охранять курятник в израилевых ебенях. Рядовая Бар медленно опустила ноги, ослабила шнуровку ботинок, сплюнула на горячий песок и, опустив голову, побрела по узкой тропе. У самых ворот она оглянулась и зачем-то помахала винтовке, так и оставшейся стоять у дерева.

За окном просыпались Патрики. Лаяла собачья мелкота, сработала и тут же стихла автосигнализация, слышался детский смех. Громко зазвонивший телефон заставил вскочить с кровати. Аня сняла трубку и замерла на первых же словах.

– Здравствуйте, Анна, – произнёс на иврите мужской голос. – Прошу выслушать меня как можно внимательнее.

– Да… конечно, конечно, слушаю, – поначалу Ане показалось, что она забыла язык, но девушка быстро пришла в себя.

– Вы молоды и эмоциональны, Анна. Но всем эмоциям есть предел. Особенно если эти эмоции толкают человека на преступление.

– Да-да, есть предел эмоциям. Секунду, подождите секунду, – перебила Аня и метнулась на кухню за вином. – Я снова здесь, – выпалила Бар.

– Во-первых, не нужно меня перебивать. Во-вторых, возьмите себя в руки. Итак, эмоции дали вам плохой совет, Анна Бар. В нашей стране есть преступления, которые не только страшны, но и позорны. Совершённое вами преступление нельзя прощать. Мы находим предателей по всему миру.

– Я понимаю. Я знаю… Убитые нацисты… меч возмездия. – Аня поймала себя на мысли, что никогда не уничтожала вино с такой скоростью.

– Анна Бар, для любого жителя нашей страны честь носить военную форму. Но есть… есть отбросы, которые этой честью пренебрегают.

– Я искуплю! Предмет гордости, – закричала в трубку Аня, зарыдала и вытянулась по стойке смирно.

– Несомненно. Открытость России дала возможность Моссаду наладить сотрудничество с вашей спецслужбой. И отныне офицеры этой спецслужбы помогают нам.

– КГБ? – Аня медленно опустилась по стенке.

На ней были только чёрные трусики. В одной руке дрожала бутылка вина, в другой – трубка телефона. Аня посмотрела на стёртые от секса коленки и неожиданно подумала, что теперь долго не почувствует одной из самых больших радостей в жизни. А ведь думать стоило о другом.

– Именно КГБ. В результате тесного сотрудничества наших спецслужб и обмена опытом нам предоставили несколько кабинетов в штаб-квартире КГБ на Лубянской площади.

– Я знаю, где это. – На этих словах Аня осушила бокал. – Это рядом! Мне выезжать?

– Выезжать рано. Завтра в 14:00 капитан Моссада Нахум Агранат будет ждать вас в кабинете 309. Возьмите с собой вещи и паспорт.

«Раз вещи, значит, есть шанс остаться в живых, – подумала Аня, – но им верить нельзя. Может, заманивают. Да и до Лубянки ещё дойти надо. У Моссада в арсенале такие приёмчики, что даже у эстонца кровь забурлит». Наспех одевшись, Аня побежала к родителям. Прощание разочаровало.

– Дослужишь, и выпрут обратно, – сказал отец.