Она долго-долго, очень долго рассказывала о муже, словно воскрешая его в памяти в мелких деталях и таким образом будто общаясь с тем, кого у нее так быстро и несправедливо отняла судьба. И пока она рассказывала, я периодически вспоминал о Лене. Она ведь любит меня не меньше, и слава богу, что судьба пока не отняла меня у нее. А могла, когда я семь лет назад свое входное-выходное получил. Но больше такого не случится! Точно сяду перекладывать бумаги за столом, уйду с улицы, ей-богу, пусть будет спокойна…
Аневризма. О которой никто не знал. А он, может быть, и чувствовал, что иногда побаливает слева, но не рассказывал. Умер мгновенно, выпиливая что-то по дереву, и это стало шоком и для нее, и для их сына, которому тогда было… Она на секунду задумалась… 12 лет. Да, 12 лет.
А ровно через месяц и один день после похорон мужа их сын, катаясь на велосипеде во дворе, попал под машину. И водитель грузовика не был пьян. Просто сдавал назад и не заметил. Дурацкая случайность. Ровно через месяц! И один день.
– Вот с тех пор я, видите, седая вся стала. Это не от старости, не думайте. Это с тех пор.
Ну точно как Лена! Только Лена красится…
Я боялся, что она сейчас заплачет, но она сдержалась. Какое-то время сидела молча. Я тоже старался не шелохнуться.
– Месяц я тогда в школу не ходила, почти ничего не ела. Лежала пластом. И в школе все были шокированы – сразу двоих потерять, одновременно практически! Я была убитая вовсе… Все помогали, конечно, ничего не скажу… Деньги собирали. Даже дети со своих завтраков несли. И школьники наши все были притихшие и подавленные этот месяц, мне потом рассказывали…
Я кивнул понимающе: смерть махнула крылом над всей школой, дав понять и учителям, и родителям, и школьникам всю бренность и бессмысленную жестокость бытия. Тяжелый бесполезный урок жизни. Двойной.
– И я с тех пор…
Она вдруг замолчала, так и не сказав, что же она с тех пор. Долго молчала. Молчал и я. А потом вдруг спросила:
– Вы в бога верите?
Почему-то мне показалось, что сказать «нет» в этой ситуации было бы как-то жестоко, словно отнять у нее последнюю игрушку, если она вдруг нашла утешение в вере. И я соврал:
– Ну-у… Я, скорее, агностик. Не исключаю такой возможности.
– А на хер он тогда нужен? – вдруг жестко и будто не своим, злым голосом спросила она, и в этот миг черты ее лица гневно изменились, она на секунду напомнила мне какую-то хищную злую птицу. Но затем лицо снова покорно обмякло. И она даже попыталась улыбнуться, чтобы таким образом словно сгладить эту вспышку своей некрасивости.
– А вы женаты, Александр?
– Женат. Ее зовут Лена. – Я посмотрел на уже давно остывшую кружку с чаем, к которой за время ее долгого рассказа так и не посмел прикоснуться. А теперь чего уж… Менять надо.
– Где вы познакомились? – спросила она, и как-то странно покивала головой, словно приглашая меня войти, только не в дом, а в прошлое.
– Познакомились… Ну, познакомились мы в гостях. Как потом выяснилось, мои друзья специально нас свели, потому что все вокруг меня давно уже были женаты. Как это называется… сватовство? Они полагали, что если они тянут семейный воз, а я хожу свободным, то это несправедливо…
Говоря это, я вдруг подумал: а стоит ли мне ерничать и хохмить на тему того, будто семья – это воз, учитывая, что этого «воза» жизнь ее лишила с такой непринужденной жестокостью, что мое эстрадное ерничанье могло Светлану задеть, поскольку слишком уж контрастировало с ее историей, только что мне поведанной. Она бы за этот воз, наверное, полжизни отдала. Да не наверное, а точно!
Но Светлана не заморачивалась такими сопоставлениями, относя мои слова про «воз» и тяжесть семейной жизни к тому разряду, к которому они и относились, – разряду дежурных шуток нашей жизни, к коим не нужно серьезно относиться и даже замечать. Ну, сказал и сказал, пошутил и ладно. Она отметала шелуху и просто слушала, внимая истории чужих отношений, раз уж нет своих.
– В общем, устроили друзья нам эти смотрины, о которых мы не знали, что это смотрины. А потом сильно радовались, когда история закончилась свадьбой.
Светлана молчала, не задавая мне наводящих вопросов, видимо, боясь перебить мысль. Которой у меня не было. И значит, мне самому надо было теперь задавать себе вопросы, чтобы продолжить рассказ.
– И в общем, мы начали встречаться… – Господи, что же ей еще рассказать-то? – Поехали через полгода на море. А потом просто вкатились в женитьбу. Потому что оба не слишком уже молодые были по тем временам. Ну, она-то помоложе, конечно, но мне уже почти тридцатник накатывал. Это сейчас как-то долго не женятся, замуж не выходят. А в наше время…
Сказав «наше время» я вдруг почувствовал себя каким-то жутким стариком, и мне в этот момент еще больше захотелось к Лене.
– А в наше время, – повторил я, – все как-то быстро выскакивали. Девушка в 26–28 считалась уже старой девой.
– Ну, да, – кивнула Светлана. – Но вы ее хоть любили?
– А почему вы не спрашиваете, любила ли она меня?
– Потому что она вас любила, – уверенно сказала Светлана. – Вас не за что не любить.