Тест Тьюринга

– Не утаю! – улыбнулся Фридман. Я обратил внимание, что кожные покровы его лица зарозовели, глаза блестели, ему явно нравился этот разговор. И я ясно представил себе, с какой горячностью он и люди из его команды часами спорили о том, что такое сознание, о методиках проведения экспериментов, о квантовых эффектах и всех этих редукциях волновых, черт бы их побрал, функций. И Андрей был также захвачен, возбужден и заинтересован. Ему явно нужно заниматься наукой, а не киснуть, плача, подле инвалидной коляски, оплакивая свою горькую судьбу. Он этого не выдержит. Такое вообще редкий мужик выдержит. Только баба. Или такой мужик, как баба.

– Значит, смотри… Я не помню, когда это было, но суть эксперимента состояла в следующем. Это называлась депривационная камера. Камера сенсорной депривации. В ней налита теплая соленая вода с температурой человеческого тела. Соленая – чтобы тело плавало, как в невесомости. И она звуко- и светоизолирована. Туда погружают голого человека, чтобы даже резинки от трусов не жали, закрывают камеру, и он отрезан от всех внешних сигналов. А внутренних сигналов здоровый человек и так не чувствует, если у него ничего не болит. Они, конечно, поступают, но отрабатываются глубокими слоями мозга, а не сознанием. Сознание ведь нужно, чтобы ориентироваться во внешнем мире. С внутренним же миром лимбический мозг и так прекрасно справляется, не привлекая хозяина… Вот, короче… И человек лежит, вернее, плавает в этой закрытой камере – никаких звуков, никакого света, тьма полная, никаких тактильных ощущений – ничего не давит, ни тепло, ни холодно.

– И что? – заинтересовался я.

– И то, что вскоре его сознание начинает рассыпаться. Ну, как вскоре – через несколько часов. Часа через два-три-четыре. Сначала человеку делается хорошо и спокойно, он расслабляется и отдыхает. А потом его начинает не по-детски плющить и глючить!.. Ты говоришь: я буду вспоминать и фантазировать! Вот, оказывается, не хватает мозгу этого! В отсутствии внешней реальности он начинает галлюцинировать – собирать искусственную реальность, конструирует искусственный мир, чтобы ему было где помещаться, о чем думать. Чтобы сохранить себя!..

Фридман вдруг замолчал на несколько секунд. После чего хлопнул ладонью по столу:

– И знаешь, что это значит? Что мир первичен все-таки! И он нам нужен! Он своими сигналами, которые отражаются в нашем мозге, создает… что? Создает себя в нас, в смысле картинку. Создает сознание! Так, что ли, получается? Ну, если вспомнить твою идею, что сознание – это и есть отражаемый мир.

– Просто мир! – упрямо сказал я. – Потому что мир всегда отражаемый! Другого нет. В другом некому судить о его существовании, и мы не можем сказать, существует ли он. Я мыслю, значит, я существую. А мыслю я только о мире, потому что ничего другого нет. Нет меня – нет мира.

– Да брось ты свои, блядь, солипсизмы! – раздраженно махнул рукой Фридман. – Ты еще скажи, что сознание первично!

– Для нас – да. Есть мир или нет, и каков он, мы точно не знаем, но мы точно знаем, что есть наши ощущения и наши мысли. Так во всяком случае учил меня великий учитель Олег Павлович, – улыбнулся я. – Поэтому я к тебе и пришел разузнать про влияние наблюдателя на мир.

– Ну и чего? – Фридман снова приподнял оправу очков и опять яростно почесал переносицу. – Помог я тебе?

– Не знаю. Потому что я не понял, влияет или нет. Ты сказал, что влияет само физическое воздействие. С помощью которого мы хотим получить от частицы, на которую воздействуем, какую-то информацию. Потому что информация материальна. Меряем – вносим возмущение. Так?

– Так! – мотнул головой Фридман и даже хлопнул пальцем по столу, словно припечатывая.

– А сознание как бы и ни при чем. Так?

– Так. Даже если получившийся результат опыта никем не осознан, само физическое воздействие квантами уже привело к коллапсу волновой функции. Пойми, редукция уже произошла, превратив великую квантовую потенцию в классическую реальность.

– А как проверить? Осознать результат опыта!

– Тьфу ты!

– Ладно, не сердись. Погоди… Может, я просто не понимаю. Ты говорил, что волновая функция – это просто формула. Которая там как-то описывает состояние системы…

– Да, – Фридман снова сурово хлопнул указательным пальцем по столу. – Формула описывает состояние квантовой системы, как сумму всех возможностей, в которые она может воплотиться после воздействия. А когда какая-то из вероятностей реализовалась, все остальные части формулы просто отбрасываются – ну, это если упрощенно.

– И как мы ее сможем отбросить тогда?.. Я имею в виду, как мы опишем этой формулой новое состояние системы, если мы сидели в пабе, пили пиво и не пошли в лабораторию смотреть, чем закончился эксперимент, то есть если мы не выяснили, какая из вероятностей реализовалась?

Фридман закатил глаза. Его палец продолжал постукивать по краю стола, но теперь уже не утверждающе, а задумчиво.